Звездолёт Москва — Архангельск

Говорят, Таблица Менделеева
сначала приснилась Пушкину,
но он в ней ничего не понял.
Бородатый анекдот

 

— Фа-соль-соль-ля-си...ля, Сергей Семёнович, — сообщили наушники, приглушив музыку.
— Сергей Семёнович! — я остановился, стал спешно оглядываться вокруг и увидел того, кого искал — в десяти метрах от меня какой-то старичок тоже остановился, удивлённый, и, достав мобильник, смотрел на экран. Промелькнуло: «забавный дедуля, как волшебник из сказки — седовласый, с тросточкой».
— Сергей Семёнович, извините, можно к вам обратиться — извините, очень прошу!
— Да... Иван, конечно... но как? Это не мистериал, случайно?
— Нет, нет. Я всё могу объяснить, но очень, очень прошу, вы можете помочь мне, пожалуйста, ведь вы — критик кругов, правда? Пожалуйста — только минуту!

Казалось, старичка заинтересовало моё обращение.

— Вообще-то я не думал, что вот так, на улице... Я не принедлежу, знаете-ли, но — что у вас?
— Очень надо найти человека, очень нужного, но он — она — ушла в один круг, вы ведь против них, помогите!
— Да, я, как бы сказать, критик кругов, но и правда немного вхож в их кулуары... а в какой?
— Коло Бера. Мне друг подсказал, кто мог бы помочь, и вот...
— Он что, мой знакомый?
— Нет, но он говорил, что многие специалисты по этой теме имеют общие увлечения — шахматы, астрономия и астрология, древние науки всякие, ну и прочее. Ну, а сам он  какое-то время фильтры писал для Околицы, хорошо получалось, а потом... В общем, умеет, может такой фильтр заделать, что и оффлайника вычислит... извините. Но жаль, что все спецы онлайн не ловятся, но я понимаю, приватность...
— Он в Околице работал?
— Не совсем, на фирмочке по профилям, в четвёрочке, в зелёненькой.
— В смысле, фа в корпоративном профиле?
— Да, — «странно переспрашивать, оригинал».
— Вы хотите, чтобы я угадал, где искать вашего … человека?
— Пожалуйста... Вообще-то она под Архангельском где-то, но все контакты отключила, а мне очень надо поговорить, а лучше встретиться. Ведь не в норах же они прячутся.
— Некоторые и в норах. Ну что ж, как говорится, все люди братья — но не сейчас. Неудачный момент, а вот завтра вечерком — вот, — он достал мобильник и нажал пару раз, сбросив мне свой адрес — завтра в семь у моего дома, сходим в кафе, расскажете.

Контакт состоялся. Удача ли — неизвестно. Вообще же дело было так. За две недели до этого разговора исчезла Алёнка. Не то чтобы испарилась, а мать её сказала, что она нашла где учиться и уехала куда-то под Архангельск. «Я заволновалась, когда она подала заявление о выходе из своего союза. Знаете, у нас союз хороший, из тех, где люди и живут и работают рядом. Знаю, таких большинство, но у нас особенный: вблизи три библиотеки, два НИИ, небольшой вычислительный центр и так далее. Академическое местечко. В иных жилсоюзах собрания как проходят: «он храпит, спать не даёт», «она три дня пропадала где-то», «вечно двор не метён». А у нас люди про научные исследования рассказывают, про экспедиции, про открытия разные. А я библиотекарша, мне интересно. Да и много ли низовых союзов семь баллов имеют, а третья цифра — пятёрка? Да, мы не элита, конечно, у которой все семёрки, но много ли таких как наш найдёте? И ведь назад не впустят потом. Люди обижаются: «надменность какая». Да и вообще, у нас за последний год двадцать три просьбы о принятии было — только восьмерых приняли, тех кто к нам переехал и был согласен здесь же работать устроиться. Но, куда Алёночка пошла — оценка союза там такая... Когда же я всем говорила куда она поступила, некоторые странно смотрели — и с уважением и с опаской какой-то. Но плохого не сказали. «Школа экологии при патронаже архангельского союза Коло Бера». Меня Михаил Афанасьевич успокоил, сосед. Он доцент, тоже экологией занимается, сказал: «помочь не смогу, объяснять не хочу, при коллегах ругать буду, а тебе скажу: нормально всё».

Я залез, конечно, в сеть, прочёл там много и про Бера, и про то, какие круги существуют, но в кучку всё это собрать не удалось. Боже, сколько там информации — утонешь. Но главное, что удалось выяснить: многие круги требуют от входящих убирать из онлайна все свои профили, кроме базового. Они бы и базовый убрали, если бы это можно было. Но только проку от него... Да, есть человек с таким именем, да, вот её оценка: 64574 — ля-фа-соль-си-фа. 6457 — вполне приличный союз, «простые добрые люди». Ну и за что четвёрка в конце — общие слова: «поступила с такой личной оценкой в союз с союзной оценкой 7773, оценка прежнего союза 6457, в прежнем союзе характеризуется положительно, но, хотя имела все способности и возможности, не поступила в ВУЗ из-за увлечения танцами, поездками на море — из-за легкомыслия. И именно за него было принято решение снизить прежнюю оценку на два балла, с шести на четыре. Следующий разбор на второй неделе июля с.г.» Интересно, откуда тройка у нового союза? Ясно, что это та самая школа экологии, при круге. Круги в строгом смысле не  элита, но у них не простые отношения в самых верхах. Три семёрки — «дважды рожденные», хм... Но внутри у них войны бушуют, и цифирка четвёртая гуляет по всей гамме — это я  уже заметил, пока инфу собирал. Но как из 645 в 777 попасть? Сколько тысяч обездоленных должна семнадцатилетняя девчонка из своих рук вскормить, какой закон природы открыть, чтобы в такое впустили? Только некие особенные способности, как пишут, врождённые. Очень нужный человек. Короче, надо искать. В Архангельск ехать? Не, это село какое-то, рядом. Не думаю, что там любопытным уютно. Сперва — сеть.

 ----------

Мишка был разгильдяй, но, типа, гений, или где-то рядом с тем. В тот день мы с ним сидели у универа, там какой-то тест намечался, но я точно знал, что не сдам — не до того было, да и вообще — пошло оно всё, с таким-то раскладом...

— Никогда не думал, что с тобой такое может случиться ... только не с тобой — в психичку втюриться... Хотя ты влюбчивый, гы, — Мишка лениво листал чей-то конспект — « вот ведь, и так всё знает, но — перестраховался, аналитик...».
— Блин, никакая она не психичка. Раньше не была, по крайней мере. Это тётка та как появилась, и всё.
— Чё, сразу? И это нормально?
— Нет, не сразу. Ну, знаешь, эти ребята как работают, кадры ищут. Деловые. Сперва то да сё, потом видят — человек что надо, ну и начинается... А Алёнка точно чуяла что-то, я заметил.
— А зачем она им? Зачем им вообще кто-то особый?
— Не знаю, никогда не интересовался.
— Н-да, значит, отовсюду исчезла — из всех тусовок в сети? А чем она вообще интересовалась?
— Да какая разница.
— Ну, есть идейка. Помнишь, я подрабатывал? Мне два балла заслужить надо было, чтобы в универ заявку подать, ну и пришлось попахать. Зато после, на правилке, я таким хорошим мальчиком оказался — ты бы слышал, гы.
— Ну?
— Ну и вот чего. После теста...

 В Ультрафильтр Мишка попал почти случайно и работал там не долго, про работу никогда не говорил, да никто и не спрашивал: скукота по меркам «простых смертных»: специальные профили составлять для Околицы — не базовые, конечно, но обычно люди себе дополнительные ставят, до семи, или до 49, или до 343, на три ноты, но то уже социопаты всякие. Вообще, большинство людей себе готовые выбирают: зашёл на сайт, понравилось, глядь — профиль предлагают. Чё ж не поставить? Или от прохожих ловят, популяризаторов всяких. Я прямо без настройки многие ставил — меня каждые пять минут на улице кто-нибудь окликал: «Иван, да? Это ты на Кавказ ехать собираешься? Мы через месяц едем, недельная экспедиция, давай с нами» — «Да я в принципе хочу, но не сейчас, ближе к осени»... Так и не съездил. Или: «Эй, кто здесь Зевс-астролог? А, вот ты — честно, нелепый ник у тебя, дружок... не обижайся. На последней конференции был?» — и вот вспоминаешь, когда это я на астрологическом сайте отметился? Сколько их вообще, созвездий этих — шестнадцать? Не, двенадцать, вроде, блин... Каждый этой болезнью однажды переболел — со всем миром охота познакомиться. За тридцать профилей было, потом — с десяток, теперь — три в сети, а для прямых встреч вообще один — два иногда включаю, как и большинство нормальных людей. Но специальных профилей я делать не умел и никогда не заказывал. И не понимал даже, зачем они нужны людям. Всё ж готовое есть.

— Костюмы тоже готовые есть, но ателье, где на заказ шьют, не перевелись же? — усмехнулся Мишка. Тест закончился, Мишка сдал, я завалил. Был уже вечер и мы сидели на лавке недалеко от его дома.
— И про них я тоже не понимаю. Всегда иду мимо кого-нибудь, кто предлагает что-то, ну и беру, если понравилось... когда надо. Однажды прихлестнул за одной, и перебрал фасонов для впечатления... Мне потом на правилке столько всего сказали, и насчёт тряпок, и насчёт бабника, вспомнишь — вздрогнешь, но оценку, правда, тогда не снизили, пожалели на первый раз. Ну так чего ты предлагаешь?
— Ну, с профилями поиграться — вдруг сработает?
— Не понимаю. Она ж не в Москве. Да если я её на улице встречу, мне профиль не понадобится — подойду и всё. Ведь я её знаю, а доппрофили для встреч с незнакомцами делают.
— А онлайн?
— Думаю, она всё закрыла онлайн.
— А вот Олька, с подготовительных курсов — её давняя подруга, они вместе в универ пошли.  И она говорила, что в детстве они по сто профилей себе ставили — баловались, причём её старший брат немного умел фильтры делать, так они у него выпрашивали всякие... Только ничего не срабатывало. Но могло и остаться, забытое.
— А, собственно, что это за фильтры, кстати, такие?
— Ну ты даёшь... Ты хоть знаешь, как профиль Околицы устроен? Дитя двадцать первого века?
— Ну, данные там на человека — оценка, краткая характеристика, фотка.
— Нет, это базовый профиль. Доппрофили сложнее устроены. Собственно, сначала только они и были, базовый — упрощение, позже появился. У допов фильтры есть. Если два фильтра совпали — опа, сигнал. Ты что, не обращал внимание, что многие люди на самом деле между собой вообще не используют базовый профиль — только дополнительные? Это позволяет им быть мене публичными, что-ли, быть видимыми друг другу и невидимыми для посторонних. Твоя в круг ушла, да? Но круги — это, собственно, вполне явные, открытые объединения, и ничего мистического в них на самом деле нет, хотя они и стараются поддерживать вокруг себя некую таинственную ауру. Иначе ты бы и не знал про их существование. В общем, ты, похоже, человек невежественный, как я понимаю, никогда особо и не вникал, как всё работает — просто принимал как данность. Таких много: лампочку включит, а почему она светится — не знает, не интересовался. Давай-ка я на тебе потренируюсь. Мне как раз теорию социальных сетей сдавать завтра, а тебе полезно знать будет. Вот смотри. Базовый профиль скрыть нельзя. Бывают, конечно, оригиналы, в принципе отвергающие всю эту электронику. Они даже без мобильников ходят, формально не запрещено. Но это крайние маргиналы, скорее ненормальные.  И о них речи нет. Как правило, каждый человек входит в какой-либо низовой союз. Только в один. По месту жительства, или работы, а то вообще — клуб любителей чего-нибудь, секта там, но это редкость. Выйти из союза легко, вступить — трудно. Приходишь, с тобой говорят, оценивают. Возьмут — не возьмут — не ясно. Ну, по месту жительства, если ты не ниже четвёрки, скорее всего возьмут, а для тех кто ниже — союзы при церквях, общинах по исправлению, социальных службах всяких, но ты же знаешь, какие у таких союзов собственные оценки. Чаще служащие там в одном союзе — у него оценка приличная, ну а те с кем они нянчатся — сирые, оступившиеся всякие — в другом, его оценка двойка или единица, как правило. В кинотеатр-то с такой оценкой не впустят, даже если сам ты — семёрка. Психам нервным, знаешь, семёрки специально дают, чтобы припадков не было, но при двойке перед ней это уже не важно. Дальше, все ходят с мобильниками, которые, оказавшись рядом друг с другом, обмениваются данными профилей, базового обязательно, а дополнительными — только если их условия пересекаются, ну, типа, и там и там — шахматы. Если у тебя доппрофиля с шахматами нет, то ты и не узнаешь никак, есть ли он у соседа — не сработает. Ладно. Если ты интроверт, или на свидание идёшь тайное или, например, по сюжету мистериала так надо — можешь даже имя убрать — полный инкогнито, но оценку базового профиля ты убрать не можешь. Она будет видима для всех вокруг, ну и с твоей фоткой, чтобы знать, к кому из окружающих она относится. Приём ты можешь отключить, передачу — нет. Конечно, люди «не при исполнении» приём обычно отключают, и только когда куда-нибудь зайти хотят — в кафе, магазин, взять чего — на мобильник посматривают, на корпоративную оценку заведения, чтобы решить, дрянь местечко или достойное. А оценка это на самом деле просто оценку его директора дублирует. Ну, а те кто при исполнении — продавцы, милиция и другие — обязательно смотрят базовую оценку посетителя или клиента, чтобы узнать, как с ним обращаться, впускать ли, а то и по шее... Сами же оценки иерархически строятся: низовой союз своим членам их выставляет на правилках, ему — союз второго уровня, дальше — третьего, четвёртый — последний. Пяти разрядов на всю систему хватает. Иначе длинновато было бы. Все по жизни привыкли: постоянно, по любому случаю, другим оценочки выносят, комменты делатют. Вот, берёшь чего-то у продавца, и сразу — запись. Ему — типа, "дал такой-то товар человеку с такой-то базовой оценкой", в твой — "взял такой-то товар у продавца, или заведения, с такой-то базовой оценкой". И хоть ты про человека можешь вообще не знать, кто он, даже имени может не быть, но система сама доставит твоё мнение на разбор его правилке, не указав на тебя лично, но прикрепив к записи твою собственную оценку, ну, вообще стоит ли твоё мнение учитывать, может ты сам — пустое место. Правильно я описал?
— Выходит, так. Но я как-то не задумывался, что когда продавец мне что-нибудь даёт и по метке на товаре своей мобилой проводит, то что-то и в его правилку идёт, и не только на меня потом орать будут, что я без совести всё подряд хапаю... хотя это ложь, просто есть у нас там один такой, никого терпеть не может — состояние души... Значит, и продавцу идёт?
— А как же! В твой профиль записывается, когда, где и что ты взял. Подробно это только твой низовой союз видеть может, ну и госплан... Да ты, конечно, знаешь этих вездесущих тётенек, которые перед собраниями союзов по всем членам краткие резюме делают?
— Главный враг человечества.
— Ну, это у них комплекс деловитости просто. Кстати, знаешь, есть товары с закрытыми наименованиями. У них только число есть — рекомендованная оценка. У презиков знаешь какая? Единица. Значит — бери хоть вагон. Вот только тётеньки эти сразу догадываться начинают, что это такое. Так что не особо работает.
— Я ж говорю, главный враг.
— Ну, а в профиль продавца идёт только тот факт, что он смог сбыть данный товар — с его товарной оценкой, кому-то, имеющему такую-то собственную оценку. Если продавец состоит в союзе не по месту работы, а, например, по месту жительства, то у него кроме базового профиля обязательно ещё доп-профиль есть, рабочий. Его только работодатель видит, ну и низовой союз самого работника тоже может видеть иногда. В других случаях во время правилки полагаются на характеристику от работодателя. Соответственно, когда такой работник при исполнении, всякие там сканеры товаров, мобильник и всё, чем он пользуется, к его рабочему профилю привязано, а не к базовому, и пока он на работе, все комменты на него тоже туда попадают. Проще, когда низовой союз по месту работы. Тогда доппрофиль не нужен. Во многих местах это вообще обязательно, чтобы низовой союз профессиональным был. В милиции, например.
— Да, где я живу, половина людей не в жилсоюзе, и для них это место проживания просто. Жилсоюз им характеристики пишет в Околицу, для их правилок, они — жилсоюзу — ну, не как на отдельного члена, а на весь союз, для правилки второго уровня — представителей низовых союзов. Большинство этих людей в профсоюзах: несколько в спецслужбах каких-то, кто-то в режимной организации, даже неизвестно в какой, двое — в религиозных союзах, для одного спортсоюз базовый. Альпинист, кажется: для них жизнь — горы, ну и главный союз, соответственно. Ещё два почётных члена: один сейчас в городской управе, там с нашей базовой оценкой нельзя, выше должна быть, а другой — писатель, у него базовым — союз писателей. У нас он, кстати, только родился, и родители переехали, когда он ещё ребёнком был. А когда известным стал, наши активисты неугомонные к нему подкатили с просьбой стать почётным членом союза, типа «нам так лестно...» Так что он от нас даже не уходил — только пришёл, сразу почётным... Ну хорошо, с этим всем ясно. Я правда кое-чего не знал, никогда не интересовался просто: всё так привычно, естественно...
— Так вот, это — базовый профиль. Доппрофилей же много может быть, так? Вот ты можешь сказать, сколько их у какого-нибудь прохожего?
— Нет, уже ясно. Доппорофили же, в отличие о базового, бывают двух типов: входящий и исходящий. Входящий в принципе засечь нельзя — только он сам на правильные исходящие реагирует. А базовый по определению только исходящий. Но главное, у допа фильтр должен быть, и, в общем, я смогу узнать, что у кого-то доппрофиль есть, только если и у меня есть такой же, точнее, если у нас условия фильтров пересекаются и атрибуты правильные. Ну, типа, он рыбак, я рыбак, оба хотим поболтать про рыбалку. Только тогда и узнаю.
— Вот. А ты не думал, что, зная что-то про человека, можно попытаться угадать, есть ли у него какие-то особые доппрофили и какие у них могли бы быть фильтры?
— Ну, если кто-то рыбак, можно у себя попробовать так же сделать.
— Да, только не самому сделать, а лучше готовый поставить по этой теме — взять из популярного журнала по рыбной ловле,  с сайта, например. Так успех вероятнее. Вдруг он тоже там взял?
— Ну, шансы должны быть, наверное.
— А если сделать двадцать профилей, со всеми вариантами: журналы, форумы, прочие тусовки рыбаков, чем они пользуются, просто слова ключевые — по всем им?
— Шансов больше.
— Но на самом деле, это можно и с одним профилем сделать, просто фильтр вручную составить, где все эти журналы, тусовки будут через «ИЛИ» перечислены. Система и станет их перебирать, пока на нужное не наткнётся.
— А если двести сделать?
— Не, там ограничение на размер стоит. Короче, пересечение решений его и твоего фильтров должно быть не пустым, тогда у того, для кого профиль является входящим, мобила звякнет. Ну а если этот его доппрофиль онлайн продублирован, то и рядом находиться необязательно, просто сразу его увидишь в сети. Но онлайн не популярно профили показывать: все интроверты, блин, приватность любят.
— Так что ты предлагаешь?
— Угадать фильтр. Если ты хорошо знаешь человека и допускаешь что он вообще такими вещами может пользоваться, ты можешь попытаться его, её в смысле, «высветить» через сеть: вдруг у неё онлайн есть какой-нибудь профиль? Вдруг не всё она закрыла? Чем она интересуется?
— Ну, цветами, природой.
— Мистикой?
— Нее, никогда до этого не было — вообще, слoва-то такого не знала, да и рассмеялась бы, если бы спросили. Она была абсолютно открытой, солнечной. До той тётки... А Олька не говорила, что они за профили ставили в детстве? Могли они остаться?
— Вряд ли. Всякие системы очистки, да и отвлекают они — точно не остались, но, когда Алёнке твоей на новом месте велели ото всюду исчезнуть, она могла бы и вспомнить прежние игры. Что бы она поставила?
— Ничего.
— А профиль чуда?
— Я слыхал про них, но не знаю, что это.
— Ты был скучным ребёнком, наверное.
— Ничего подобного. Просто не в ту тему.
— Ладно, профиль-чудо, или его профиль счастья иногда называют — в нём фильтр так настроен, что в онлайн он ни с кем не пересекается, но сумма всех пересечений показывает, что в реальности у некоторого количества людей мобила сработает, если рядом оказаться. Знаешь, когда обычную проверку профиля делаешь, система сразу тебе выдаёт список пересечений, тысяча человек там, например, и с каждым можно по сети связаться, но реальное количество пересечений может быть в разы больше, никогда не замечал — тысяч пять, например. Остальные — это те, кто желает на тему данного профиля общаться только при личной встрече. Вот, тебе надо так точно в фильтре свой интерес отразить, чтобы онлайновых пересечений вообще не было — а то что за тайна, скинул мыло да и болтай с человеком, а вот в реале человек 5 быть должно — не больше, иначе это и не чудо вовсе. Пять человек на весь Земной шар, где — неясно, надо случайно рядом оказаться. Вот это реально чудо. Ну и, естественно, кто хоть когда-нибудь мечтал, этим делом увлекался. А Олька с Алёнкой это делали, и наверняка, у Олькиного брата именно такие чудеса выпрашивали. Поэтому и не сработало, иначе он чего, проверить не мог? А раз так, то Алёнка вспомнить может про это и снова так сделать.
— Не думаю, что она такое сама сделать может.
— Ну, везде есть, к кому обратиться. Вот поставь себе профиль «фильтр(ы) AND заказ» — рядом в реале меня увидишь, а ты и не знал, правда? Халтурка. Но не только меня — везде наткнёшься на кого-нибудь.
— А если им там запрещено, в этом круге, и за этим следят? Могут же следить, и без фильтров выявить?
— Вообще-то это нарушение, да и технически.... Подбирай, угадывай, но мухлевать с системой — так в пять колов попасть можно.
— Ну а для круга?
— Не думаю, что они статут пачкаться. Другой вопрос, будет ли она это делать?
— Вообще, она общительная, но ты прав, вряд ли — ерунда это.
— Да ладно, попробуем.
— Так что за фильтр будет?
— А на него и будет — на Коло Бера, да плюс цветы, да плюс... шахматы.
— Чего?
— Светка говорила, что Алёнкин отец в шахматы играть очень любил, и Алёнка во время их игр с профилями всегда шахматы упоминала — «как у папочки». Хотя сама играть не умела.
— Давай.

Мы долго играли фильтрами, точнее, Мишка играл, а я советовал. Но ничего не добились. Много странных людей довелось увидеть, в основном женщин, но Алёны среди них не было.

— Придётся тебе длинной дорогой идти — сухой путь не работает. Попробуем придумать, как бы с кем из самого круга связаться, неформальным, так сказать, способом: просто звонок по справочнику вряд ли поможет, ну а там всё уже от тебя зависит... Готов, или оно того не стоит?
— Стоит, — Мишка посмотрел на меня оценивающе, с уважением. «Но где она живёт, вечная любовь? Уж я то к ней всегда готов...» да?
— Выходит, так. Давай... Как искать будем?
— Знаешь, чтобы серьёзного человека выцепить, самому надо бы быть хорошего уровня, а лучше рекомендацию иметь какую. Но для этого серьёзного человека надо выцепить. Н-да... Давай-ка попробуем посмотреть семинары, конференции, курсы какие-нибудь на близкие темы, тусовки всякие — для начала. Да и вообще, тебе про круги надо знать, раз уж такое дело. Так что, на соответствующий семинар запишись. Поищем?

Мы встали и зашли в открытое кафе, взяли кофе и нашли столик с монитором. За несколько минут поиска в сети в Москве удалось найти больше двухсот различных реал-семинаров, клубов, лекций и просто тусовок, посвящённых вопросам тайных обществ, мистики и мифологии.

— Не забывай, что круги просто играют в мифологию — антураж это. На самом деле это как бы публичные секции, за некоторыми, возможно и стоит что-то глубокое, но даже если и так, то вряд ли они интересуются наивными фантазёрами, которые на маскарадах зубы Дракулы носят. Круг Бера реально чем занимается? Экологией? Климатологией?
— Это альтер-это ИЭБ — института экологии и биоценозов и вообще всей экологической и климатической науки.
— Сократим поиск — экология.
— А, может, ещё ?же пересечение сделать — экология плюс скандинавская мифология?
— На пустых фанатов наткнёмся. Впрочем, вот, — пока мы говорили, Мишка продолжал работать с компьютером, и теперь на экране был список различных публичных лекций и семинаров по экологии и окружающей среде — больше ста пятидесяти тысяч по всей сети, но только двенадцать на этой неделе, в Москве.
— Вот смотри, открытый семинар: «Наука экология. От природных духов прошлого до компьютерных моделей современности. По фольклору Северной Европы». Завтра в 6 вечера, запись  открыта.
— Вроде, что надо.
— Давай, регистрируйся со своего мобильника.

 ----------

Семинар был интересный. Сначала лектор зачитывал выдержки из древних скандинавских саг, русских сказок, описывал пантеоны богов, хвалил тонкое понимание природы и климата древними людьми. Естественно, самой интересной была часть про Бера, Oдина, про медведей и бури... Надо запомнить. Я уже заготовил было несколько возможных вопросов, для затравки, так сказать, но потом понял, что лучше молчать, так как по мере развития лекции, стала видна вся моя наивность и дремучесть, так как речь пошла уже не о сказках, а  о связи примет и преданий древних моряков и друидов с элементами современных климатических моделей. Громоздя масштабные математические абстракции, лектор пояснял, какую именно связь в системе отражает та или иная легенда. Да, это была крутая математика.

Я, вообще, всегда математику понимал не плохо — как мне казалось — но когда глянул на примеры экзаменационных билетов тех факультетов, которые меня, собственно, интересовали, то сразу понял, что пока я в пролёте. Тогда и поступил на подготовительные курсы, на которых познакомился с Алёнкой, Мишкой и Светкой. Трое из нас в итоге поступили, Алёнка — нет. Вообще-то я сам за месяц до экзаменов думал, что не сдам, но вдруг... Просветление случилось в один вечер, когда мы вчетвером после курсов в парке болтались, мороженое ели, грядущие экзамены обсуждали. Потом разошлись, я Алёнку до дома проводил, и так мы с ней разболтались о ерунде всякой... А на следующее утро я проснулся и вдруг осознал, что прекрасно знаю все экзаменационные темы по математике — не ясно, связано ли это как-то одно с другим, или нет. Собственно, я этот предмет и до того много учил, зубрил чего-то, но такого ощущения полного понимания никогда не было. Опасаясь, что это просто эйфория в связи с тем что я, кажется, влюбился, я взял наугад несколько экзаменационных задач и без труда, просто сходу, решил их. А ведь ещё вчера... В общем, после такого я на сию науку вообще время тратить перестал, и — наверное я страшный эгоист — стал радоваться, что с Алёнкой такого же чуда не случилось, и что у меня есть возможность объяснять ей всё, объяснять, объяснять... Правда, она как-то странно слушала, в пол-уха, что-ли. И не желала учить в помещении. Вообще, летом это естественно, но ведь даже в дождь... Мы сидели в парке, в беседке. Дождь лил вовсю, гром гремел, а она смотрела на клумбы, на деревья как-то завороженно. «Как странно, — сказала она потом, — я и не представляла, как это всё... Давай к пруду сходим, хочу там постоять, пожалуйста». Дождь прошёл, мы стояли у пруда молча, она смотрела на воду, на листья и ряску, я — на неё. Как-то необычно и очень приятно было тогда, как в сказке... Но теперь в голове был снова сумбур. Приди я сейчас на тот же экзамен, это был бы позор полнейший. Надо же, как некоторые события, житейские, в общем-то, из колеи вышибают.

Пару вопросов я всё-таки лектору задал, но уже в коридоре. Профессор, ещё достаточно молодой человек, лет тридцати пяти, но уже по-академически представительный, терпеливо отвечал стайке особо интересующихся, собравшейся вокруг него. Я спросил, что это, и правда в пространных описаниях дикого буйства древних богов спрятана какая-то строгая математическая логика, или это скорее в современных моделях такое божественное буйство? Забавный вопрос профессору понравился. «В некотором смысле, и то и то: природа буйствует — языки описывают. Математика — это язык, просто во многих отношениях гораздо более мощный и более подходящий для строгого описания природных явлений, но и на естественных языках можно вполне верно выразить многие сложные закономерности — всё дело в понимании, в ви?дении...» Продемонстрировав свою глубочайшую и — честно — искреннюю заинтересованность темой, мне удалось заполучить от него рекомендацию в закрытую часть его профессионального форума, в статусе читателя, с весьма ограниченными правами. Строго как у них — не любят случайных болтунов.

Поблагодарив профессора, я, чтобы не ломать зрение с мобильником, быстро добрался до ближайшего монитора и бросил телефон на порт — на экране выскочил мой рабочий стол. Я зарегистрировался на форуме, залив туда только что полученную рекомендацию. Отобразилась очень интересная компания — около шестидесяти участников, все с полными именами, никаких ников. Я, любитель экзотических кличек, тут же в своём профиле кликнул на «Реальное Имя». Базовые оценки у всех были довольно высокие. Внутрифорумная система включала несколько типов оценок, в которых ещё предстояло разобраться. Очень хотелось сразу начать действовать, но как — я не знал, нужна была хоть какая-то зацепка. Через пару часов стало ясно, что онлайн не стoит ничего спрашивать, ни к кому цепляться: по здешним меркам это была бы великая бестактность, как пьяный слон в посудной лавке. Все дискуссии велись мягко и очень выдержанно. Я стал размышлять. Во-первых, было ясно, что я попал на правильный форум, повезло. Упоминания о древних нордических обрядах чередовались со сложными математическими выкладками, были  упоминания о разных современных обществах — группах, сектах, кругах... Коло Бера упоминался несколько раз, в ряде случаев в негативном ключе, как псевдорелигиозная секта, в иных случаях — с уважением, как организация, готовящая специалистов, обладающих некими особыми дарованиями, но здесь в подробности участники дискуссий углубляться явно не желали. «Тут точно должен быть кто-то из этого круга, и не обязательно из тех кто хвалит. Впрочем, не много ли конспирации? Всё так чинно... Надо попытаться встретиться ещё с кем-нибудь из них, как бы случайно, не онлайн а в реале. Сегодняшний лектор не пойдёт, не тот типаж, да и терпение его я уже сегодня испытал, когда рекомендацию выпрашивал». Я продолжил изучение форума. Пятнадцать человек — учёные или преподаватели МГУ, с различных факультетов, в том числе и таких, к которым вся эта мистика отношения вообще не имеет. В своих дискуссиях они ссылались на частые встречи в жизни  с другими участниками, многие из которых числились не местными. Из Архангельска никого не было. Ну, по крайней мере, другие тоже часто в Москве бывают, так что вероятность столкнуться не нулевая, тем более что я сам теперь МГУшник. А магия прямого контакта — великая сила, не чета сетевому знакомству.

На следующий день я был у Мишки, выразил ему свои идеи, и вечером мой новый профиль был готов и работал. До знакомства с Дедулей было три недели, за которые мои познания в интересующей сфере серьёзно расширились, но в универе было завалено два теста и провалилось множество попыток запеленговать Алёнку другими способами. В Архангельск я не сорвался по простой причине: не знал названия конкретного учебного заведения, и, соответственно, адреса той деревеньки, рядом с которой он расположен.

 ----------

Когда я подошёл к дому Сергея Семёновича, он уже был на улице, сидел на лавочке. Увидев меня, встал.

— Здрасьте, Сергей Семёнович. Еще раз извините за беспокойство.
— Ничего, мне и самому интересно. Тут недалеко кафе, пройдёмся.

Мы не спеша пошли по улице.

— Итак, рассказывайте, что у вас с произошло.
— Ну, Алёна её зовут. Познакомились на курсах при университете. Только она не прошла, математику завалила. У нас отношения, вроде... но пока так, на улыбочках. Я только теперь понял, что это не ерунда была, а всерьёз начиналось, что-ли. А теперь её нет... Да я и не видал этой тётки.
— Какой?
— Алёнка про неё говорила, что классная, про историю рассказывает, говорила, что у Алёнки особая сила чувствуется, но не в смысле с мечом бегать, а вроде интуиции... Ну, тут она, наверное, права, я и сам удивлялся: выставила горшок с цветком из дома, говорит: «умрёт цветок, не надо чтобы в доме». Я усмехнулся, а Олька, подруга её, себе взяла. Говорит, в хорошее место поставила на подоконнике, поливала и всё такое. А он всё равно засох. А у неё дом весь в цветах, она одних названий знает больше, чем я марок мобильников. И про каждый сорт целую диссертацию рассказать готова, не сходя с места. Но не спасла. А потом у неё целый мор был — половина растений посохла. Без причин. Алёнка узнала, расстроилась, говорит, «я виновата — надо было сразу убрать». Ну и другие мелочи были странные. А про женщину эту она чем больше, тем увлечённее рассказывала. Что у них особая школа есть и что в университет ей больше пробовать не надо, что в точных науках ей всё равно не преуспеть, но и другие «не её карма». Алёнка ей: «Ни то — ни то, так что ж у меня вообще кармы нету?» Та улыбается, нет говорит, свет клином на ВУЗах не сошёлся, и без них академиком таким можно стать, что про дипломы и не вспомнишь».
— Права.
— Что? В смысле?

Мы проходили мимо автобусной остановки. На экране горел список направлений, последние новости и «Запросы Инициативы». Дедуля — а я как-то сразу на автомате стал мысленно его так называть, даже внутри себе неудобно — подошел к стенке, ткнул в неё пальцем — на панели новости сменились на строку поисковика. Он вошёл в видеохостинг, набрал чего-то и выбрал из найденных нужный ролик.

— Посмотрим?
— Про круги?
— Нет, про совесть.
— Посмотрим.

На экране появился средних размеров простой зал с отделкой деревом, довольно светлый. Заставка сообщила, что это прошлогодняя запись заседания специальной комиссии министерства охраны окружающей среды, посвящённое выяснению обстоятельств ошибки в коррекции малого биоценоза, повлекшей человеческие жертвы. Абракадабра, в общем, но собеседника уважать надо.

Место трагедии, где-то в центральной Африке, было с очень длинным и совершенно непроизносимым названием. Ролик сообщал, что тамошняя администрация, в виде местного вождя, обратилась, три года до того, в международный центр по биокоррекции в связи со стремительным заболачиванием поймы местной речки. В центре провели обычный в таких случаях конкурс, и выиграл его, как обычно, Институт Экологии и Биоценозов Российской Корпорации Экоррект, Москва. Они больше трети всех мировых заказов берут, потому что у них вычислительный центр самый мощный. Собственно, данный институт и оплошал на этот раз. Поначалу всё было хорошо. Они взяли Единую Мировую Модель, закрепили краевые условия по всему параметрическому периметру, выделили, создали модель кластера, запустили её в счёт, получили ответы, рассмотрели их и... «тщательно обработали напильником» — а вот тут, как говорится, пожалуйста, по-подробнее. «Без специального комментария дальше ничего не понять», — сказал дедуля, нажимая на паузу.

На застывшем экране несколько человек сидели за столом и выглядели как некая комиссия.

— Это международный комитет по расследованию обстоятельств случившегося, — сказал дедуля.

Другие люди стояли или сидели более свободно. Не было заседания в обычном смысле слова, скорее — салон какой-то.

— Как-то просто всё, неформально.
— Да, обычно на раннем этапе слушания проводятся в простой форме, выносится не постановление а мнение — для официального процесса впоследствии.

Среди не входящих в комиссию людей была заметна небольшая группа в строгих костюмах. Несколько чернокожих — видимо, из той страны в Африке, где всё случилось. У других на лацканах были маленькие значки, видимо, знаки организаций или министерств. Несколько в стороне стоял мужчина средних лет в рясе, с крестом и небольшой бородкой. Я указал на него.

— Там священник?
— Некоторые из присутствующих входят в круги, которыми вы интересуетесь. Не надо объяснять, как церковь относится ко всему такому? А она очень влиятельна. Даже просто присутствие священника как правило поднимает статус мероприятия, а здесь у него ещё и особое дело: следить, учитывая состав присутствующих, чтобы в разговоре не всплывали никакие сомнительные темы — ну, понимаете, про обряды всякие... Он, формально, запретить вроде и не может, но комиссии меньше всего нужны его неодобрительные комментарии. Да им и самим спокойнее так, строгости больше.

Присутствовали и люди, одетые более свободно и обычно. Среди них выделялась пара человек, явно похожих на индейцев.

— А это кто?
— Индейцы из Перу. Они тесно с кругами общаются, вхожи в них, вот, пригласили послушать... Хорошо, что вы спросили, тут надо кое-что сказать. Вы знаете как рассчитываются воздействия на экосистемы?
— Ну, единая модель, кластеры, вычислительные центры...
— Да, да. Всё так, только есть одна закавыка. Дела в том, что в применяемой ныне модели, самой совершенной из существующих, в одном ужасно неудобном месте факториал стоит, понимаете?
— И расчёт пухнет как на дрожжах, да?
— Стояла бы, ну хоть степень какая разумная, и было бы всем счастье, а тут... в общем, строго эту модель вообще решить невозможно, а если решать приближённо, то выходит, что мощнейший ВЦ способен, месяц гудя и грея воздух, дать ответ для типичной задачи с точностью процентов десять, а это никому не нужно. Поэтому сначала прорабатывают версии — сюжеты называются — в свободном, так сказать, стиле. Но и основательный просчёт одного такого узкого сюжета в итоге даст достоверность процентов пятьдесят, то есть «или так, или — не так». И вот тут начинается настоящее творчество, с привлечением к работе кое-каких сообществ — понимаете кого — которые могут помочь, образно говоря, спалив башмак мертвеца в полночь на перекрёстке. Проще говоря, практикующих крайне неформальные методы и подходы. Их мнение, будь оно высказано прямо, было бы немедленно осмеяно всем научным сообществом как мракобесие. А уж если какой учёный признается что ноги его «научной интуиции» растут из тех огородов, то этим сразу погубит свою карьеру. Ну а по дружбе, за чайком, чего ж не пообщаться. В итоге, требуется просто ввести в модель — ну чрезвычайно удачный — сюжет, чтобы она, как по рельсам, его формально прогнала и дала искомый результат. Тогда — другое дело: вот, числа диктуют, никакой мистики... А почему именно такие исходные условия — так то ж полёт этой, ну, как её, с лирою. Ну и кругам это важно и выгодно. Там-то всем всё ясно — да вообще всем всё ясно: официально к науке они не причислены и вообще не обязаны комментировать свои догадки, но баллы щёлкают, ну и по линии спецпроектов кое-что. Поэтому многие научные учреждения, так или иначе с тайнами жизни связанные, и на грани существующих знаний находящиеся, и обложены так называемыми независимыми экспертами.
— Неужели и правда никак нельзя без чертовщины?
— Да это и не чертовщина, собственно. Но — да: нет, нельзя. Посмотрите. Вот, что такое математика? Как её обычно называют, часто и сами математики?
— Царица наук.
— А ещё?
— Язык природы.
— Вот... Ну, про природу — это художественное преувеличение, ведь официально наука, как и прежде, не допускает существования единого сознания у всей природы, но про язык — это точно. Самый совершенный язык человека для описания природы, на текущий момент. Но у любого языка есть очень важное свойство: на языке, кроме сообщения истины, можно ещё ошибаться, фантазировать и врать, не нарушая его собственных правил. Вот я говорю: «это яблоко квадратное». ЭтО, яблокО, …ое — единственное число, средний род, все формы — падежи — числа, все слова употреблены правильно, ошибки в правилах русского языка нет. Значит, я сказал правду. Вот на этом простеньком софизме и зиждется громадьё большинства современных теорий: тут важно только, чтобы слушатель не заметил перескока с реальных фактов на правила самогo языка. А для этого важно, чтобы выполнялись некоторые условия. Во-первых, язык должен быть слишком сложным для свободного овладения большинством людей, чтобы немногие действительно владеющие могли быть собраны в сообщества и подчиняться их внутренним нормам, но при этом должна быть как бы версия-лайт — так, чтобы любому человеку казалось, что он понимает, о чём идёт речь. Кроме того, такой язык должен быть во многих случаях реально полезен и незаменим — элемент легитимации, так сказать. Вот, например, божественный древнеегипетский иероглиф. Для крестьянина — очень полезная штука, ведь он говорит, когда Нил разольётся, на нём законы написаны, ну а что тут первично а что вторично — то у жреца спросить надо. А жрец что ответит? Ну а уж чтобы совсем наглядно было, объективно, что-ли — так вон, даже светила на небе иероглифам подчиняются. Язык природы. А вы думали, зачем всем древним жрецам так астрономия была нужна? Без неё, серьёзно, зерно не посеешь, что-ли? Главный легитиматор текущего языка природы для всех сомневающихся, хм. Ну и, конечно, другие подтверждения использовались, но то что с ними связано, исчезает, меняется, а звёзды вечны, вот про них и заметнее через тысячи лет.
Так вот, суть в том, что на языке, на самом деле, можно только перетолковывать то что уже известно и понятно. Причём если кто-то узнал или понял что-то реально новое, то рассказать это неимоверно трудно, для этого сам язык достраивать надо. В этом главная проблема настоящих откровений, кстати. Древним пророкам приходилось говорить притчами не потому что они в загадки играть любили, а потому что — внимание — человеку вообще ничего нового сказать невозможно.
— Как так?
— А вот так. Абсолютно обо всём истинно новом, что вы узнали с рождения, вы сами догадались. Не узнали, а поняли — только так. Задача учителя, окружающих, заключается в том чтобы создать у ученика в голове такой образ, поставить в такую мысленную ситуацию, которые с наибольшей вероятностью подтолкнут его к собственному открытию того, чего ему пытается втолковать учитель. Язык же — это средство последующего закрепления и использования понятого. По-другому — никак. Вы семиотиков почитайте — интересно. И вот, какой-нибудь пророк пытается создать в головах учеников образ, ставит их в ситуации, чтобы в них вспыхнуло новое понимание. Помните это вечное «ну, дошло, наконец?» А когда дошло, концепция возникла, к слову привязка — тогда вперёд, в речь.
— Минутку. Но если внутренне правильная математическая модель может врать, значит от математики вообще нет толка?
— Ну как же так? На любом языке врать можно — на русском, английском... Что ж теперь, не пользоваться? Нет, математика — великий язык, мощнейший, просто очень важно понимать, когда тебе правду говорят, а когда ангелов на кончике иглы считать начинают. Увы, это крайне сложно различить и всё зависит только от широты и ясности сознания слушателя, от его способности сопоставлять и анализировать. Тут есть момент. Для того чтобы суггестия такого инструмента работала, будь то иероглифы, схоластика с латынью или математика, он должен объяснять всё. Не кое-что, не многое, не почти всё, а — всё, всё мироздание, прошлое и будущее, все тайны истолковывать. Человеческая природа этого требует. И вот приходилось всегда рассказывать с кафедр про антиподов, про путешествия в загробном мире, про бозоны с топологическими сигарами — на безупречно правильном текущем "языке природы".
— Но всё, что нас окружает ведь рассчитано: машины, системы...
— Да, но просто однажды какой-то кузнец поломал сотню осей, узнал — не из математики а из опыта — какими их лучше делать, и рассказал об этом своём опыте другим на математике. Теперь можно многократно этот его опыт использовать. Сопромат называется. И так со всем: рассказ об опыте на удобнейшем языке. Но с осью проверить можно. А когда нельзя? Ангелы на игле начинаются... С математикой, кстати, большой казус вышел. Её жрецы — разработчики сами были так очарованы мощью нового инструмента, что решились на ней не рассказывать про бессмертие человека. К самому бессмертию это, безусловно, никакого отношения не имеет, ничего не говорит об этом. Но вот, «мы так мощно всё расскажем, так объясним, — думали они, — что очарованный этой красотой человек про бессмертие и забудет, ведь нам и самим уже не надо.» Какое-то время работало, но не долго. А вот рассказали бы снова, на своём новом языке, про душу и про то, в которое из одиннадцати измерений теории струн она после смерти девается, глядишь, мир другим был бы, более мирным, счастливым... Но мы сейчас не о том.
В общем, ясно, что в современных экосистемных моделях чего-то важного не хватает, чего-то ещё не понятого, и объёмом вычислений эту дыру не заткнуть. И ведь есть же оно, иное понимание у кого-то, но вот как его передать, новое-то? В нужную воображаемую ситуацию поставить? Кого? Академика? Поздно, себе хребет раньше сломаешь. И вот тут-то появляется нужда в ком-нибудь особенном, кто чувствует и понимает что-то, за что научных степеней не дают... по традиции.
— Эти индейцы — маги?
— Нет, нет, — дедуля усмехнулся, — не так. Это обычные индейцы из Южной Америки, из Перу. Тут история другая. Знаете про плато Наска?
— С геоглифами, большими рисунками. Про них идёт бесконечная дискуссия: как их рисовали, кто, зачем...
— Верно. Много версий и очень хорошее развлечение для туристов. Есть версия, на которой я настаивать не стану — сами решите. Да и присутствие этих индейцев в том зале кое о чём говорит. Так вот, человеческий мозг необычайно гибок и он воспринимает мир так как его с детства научили.
— Намёками заставили для себя открыть...
— … из бесконечности вариантов ту версию, в которой окружающие живут и друг друга понимают. Но любой вариант реальности не единственный, и что если в других вариантах есть такое понимание, которое в нашу версию не худо было бы перенять? Вот пример, как раз про этих индейцев. Если человеку, ни о чём не предупреждая, недолго показывать простую картинку с лошадью в яблоках или с тигром в полоску, затем убрать и попросить сказать, сколько, например, у тигра было полосок на хвосте, то взрослый обычно не может ответить, ну, если, конечно, он не художник или шпион какой, если его зрительная память обычная. Большинство не сможет, если им заранее вопрос неизвестен. А ребёнок будет пальчиком в воздухе тыкать, считать воображаемые полоски, и даст верный ответ.
— Это хорошо известный факт: у маленьких детей зрительная память фотографическая, потом она ослабевает.
— Верно, по мере взросления она заменяется языком: «тигр полосатый, полос не считал». Но это не органическое свойство взрослого мозга, это результат конкретного обучения, принятого в нашей культуре.
Но если обучение иное, то такая способность у взрослого может не только сохраниться, но и развиться до нового уровня. Например, такой человек мог бы, пройдя по какой-нибудь территории, просто, без усилий, мысленно увидеть её сверху, как карту. Далеко шёл — большая карта: как спутник летит, снимает, потом — совмещение. Подумайте, у некоторых весьма крупных природных объектов по всему миру — озёр, островов — их древние названия отражают то, на что они похожи, или были похожи в давние времена: на вещи, животных... Как же человек мог видеть всю форму места, по которому он, может, неделю шёл, и на которое разом взглянуть невозможно? В общем, простейшая версия того как создавали те геоглифы в Америке — просто пришли да и нарисовали. А зачем — ну, чтобы путника на нужный лад настроить при приближении к храму: он же видит, в отличие от европейца, которому летучий пузырь для этого нужен, иначе — никак, мозги уже не те. Сам-то я полагаю, что совсем просто было. Приехали туда европейцы, блестящие цацки привезли всякие, ну и индейцы стали думать, как их заполучить.
— Чего бы такое сбацать, чтобы этих белых дикарей поразить и на цацки развести, да? Ну вот, нашли и сделали. А, может, подметили, что те — тупые и слепые на больших пространствах, и им приходится на магнитные стрелки смотреть, бумажки разрисовывать, так как в башке не держится. И решили, что весело будет, если эти идиоты на своих рисунках птиц да обезьян вдруг увидят — вот удивятся-то. «Свистульки они у нас берут, может и за это заплатят?»... Минуточку, ну увидеть — ладно. Но нарисовать-то как?
— Да так же. Представьте человека, увы, слепого от рождения, и который даже не знает, что существует свет какой-то, зрение там. Рассказ такой есть, сейчас не вспомню чей. И вот ему надо выстрелить из ружья и попасть в мишень. Как он это делать будет?
— Ну...
— Ну, например, верёвку натянет, или сложнее — закрепит ружьё на некотором штативе, отметит начало и конец ствола, чтобы линию полёта пули определить, отметит центр мишени, выберет точки привязки и с помощью некоторого инструмента, например, верёвки с узлами, на ощупь промерит расстояния от точек привязки до точек на стволе и мишени — в плане, по высоте, затем займётся тригонометрией, посчитает, потом с помощью той же верёвки повернёт ствол — всё на ощупь, по узелкам. Если он был аккуратен — попадёт. Вот ведь сколько ему инвентаря и возни нужно. А зрячий, да опытный — вскинет ружьё, пальнёт и готово. Так же и тут: ну, видит человек в голове, где он стоит и что за фигура у него получается. По таким картинкам механизмы его зрительной памяти изучать можно, кстати. Между прочим, там в горах ещё долго новые картинки появлялись. Видимо, дорисовывали, посмеиваясь, по мере исчерпания коммерческого ресурса у прежних художеств.
— А ещё, может, паук, обезьяна у них — оскорбление, вроде наших трёх букв, извините. И они хотели, чтобы иноземцы эти глупые сами, своей же собственной рукой, в своих бумажках нарисовали, чтобы не забыть, как им это свойственно, кто они такие есть на самом деле.
— Ну... — дедуля усмехнулся, — но эти индейцы здесь, на экране, конечно, не из-за тех художеств. Это так, для иллюстрации. Просто невероятно, но некоторые изолированные народы, племена в разных частях света смогли сохранить древние традиции, культуру, методы обучения, ви?дение мира иное, и это несмотря на все последние века. Замечательный дух, настоящая сила — это вам не бомбами кидаться. И здесь, в том зале, в равной мере могли бы и люди из австралийских племён оказаться, и с крайнего Севера, из Индии — из разных мест. И пример был бы другим, видимо. Просто в данном случае перуанцы оказались. Но смысл тот же: ищи новый мир в древних культурах. Ви?дение и мышление у них особое, им понятно что-то такое, чего просто не объяснить. Конечно, всем этим этнологи много занимаются, но у них же научный метод — во всей красе нашего научного мировосприятия, а это — крест на теме. Другое дело — круги. Они умеют найти общий язык с любым дивом. Вот и выходит толк стабильно не у учёных — у них только диссертации — а у всяких «мракобесов», так сказать. И у нас вся эта среда сейчас в основном за кругами спрятана. Не только, конечно, но в вашем случае это существенно. И, кстати, отчасти поэтому между Экорректом и Коло Бера такая любовь и ненависть в одном флаконе. По сути, спецы из НИИ с кругом в одной упряжке, без круга все их суперкомпьютеры — грелки для тараканов, а с ними — мощь. Представители формальной науки там всё пытаются что-то новое понять, в свои методы встроить, а те — искренне пытаются объяснить, но пока не очень получается: слишком разные картины, в общем, дело ограничивается прикладными вещами, но зато тут — с большим успехом. При ближайшем рассмотрении всё выглядит так, что один правильный сновидец за пару часов, совсем не устав, даёт такой ответ на вопрос, для получения которого все компьютеры мира должны были бы миллион лет работать, с факториалом-то, хотя, это, конечно, нельзя так сравнивать.
В общем, если внутрь глянуть, там бурная деятельность происходит и много кого увидеть можно: и старцев наших, и индейцев, и...
— … кикимор
— Ну уж, не надо такого неуважения... Но я хотел показать вам данную запись не из-за них, и даже не из-за Коло Бера, но чтобы объяснить, как важен внутренний порядок и чувство ответственности в человеке, когда никакого надёжного внешнего контроля в принципе быть не может. Мне почему-то кажется, что вам это в будущем может пригодится.

Дедуля снял запись с паузы. Всё протекало нормально в далёкой Африке во время воздействия на систему, в соответствии с контрактом на осушение местности. Спутники играли на всю Землю свою обычную радиоволновую музыку, в которую была вплетена микроскопическая нотка, заставлявшая правильно «пождиматься» хартмановскую сетку в нужном месте — совсем малое изменение. Таких ноток в общей симфонии миллиарды, каждая из которых что-то чуть-чуть меняет, или наоборот сохраняет, в одном из бесчисленных местечек по планете — всё согласовано, нормировано и взаимно гармонизировано, сопряжено с основной темой в соответствии с единой моделью: на пол-градуса теплее, чуть ниже пи-аш, чуть веселее поют птицы — и болото отходит, незаметно для глаза, там, где скоро заколосится пшеница. Как всегда... И вдруг, тихой ночью — невидимая, беззвучная буря, приборы бесятся, компьютеры в далёком ВЦ не успевают отслеживать динамику процесса, который за секунду до того тёк медленно и чинно. Проницаемость почв падает, земля начинает сочиться впитанной водой, одни одноклеточные размножаются с яростью, другие — массово гибнут, бьют ключи,  за два часа мелкое озерцо, которому положено иссыхать, наполняется водой, не выдерживает старая дамба и две мирно спящих деревни смывает нежданный потоп... конечно, не вселенский, но никто не готов, ведь всё под контролем мудрой науки. В итоге хаотического ночного бегства — две жертвы, старая женщина и грудной мальчик.

— И как же это получилось, — говорил пожилой мужчина, сидевший за столом — председатель комиссии — ведь модель не подавала никаких признаков для беспокойства. Все контрольные параметры были в норме до последнего момента. Мы понимаем, что это снимает с вас всякую ответственность, но, может, у вас есть какие-то предположения?
— Да, неожиданно всё случилось, — ответил молодой парень, к которому обращались,  явно бывший не в своей тарелке, и надолго замолчал, потупившись, как ребёнок — необычно для его возраста, на вид лет двадцать пять.

В системе Единой Модели сотни сотрудников прорабатывают миллионы проектов. Согласуют, рассчитывают, прогоняют на симуляциях, согласовывают решения, в результате которых появляются свои «музыкальные темы», которые затем вплетаются в общий голографический концерт, играемый на высоких частотах сотнями спутников и тысячами наземных станций. Одновременно согласовываются и исполняются обычные меры: землеустройства, ирригации — всё со знанием, где прибудет, где убудет воды, песка, жара, соли, жизни, от этой неслышной музыки. Ошибки редки, и в основном происходят от разгильдяйства на местах: забыли прорыть канаву там, где суждено потечь потоку и выступившая вода что-нибудь залила, или пересохла какая-нибудь травка оттого, что забыли внести предписанные удобрения, биоценоз пострадал и что-то там неположенное размножилось... Но тут — ничего подобного. Вода должна была медленно отступать, впитываясь и уходя по подземным речкам, но вдруг выступила наружу, причём столь бурно, что налицо явная ошибка в «распределённом воздействии». И, хотя программы контроля не подняли тревогу, что формально снимает вину с конкретного специалиста, всё же это очень тревожно, даже для эксперта третьего — столь невысокого ранга — которым являлся Михаил, этот парень, который сейчас стоял, то краснея то белея, несмотря на то, что его, собственно, ни в чём не обвиняли. Вообще, первый ранг — ученик, второй — как бы ученик с доверием, третий же из десяти рангов у экспертов по работе с единой моделью — это, собственно, уровень рабочей лошадки, которой ставят простые, мелкомасштабные, но уже реальные задачи. Такая лошадка уже добилась некоторого признания, показала своё чутьё, так как на самом деле именно чутьё — главное, что требуется в этом деле. Ведь известно, что теория теорией, но любую задачу можно решить хорошо а можно — плохо. В последнем случае, хотя задача вроде бы и выполнена, но для вычислительной системы такое решение может оказаться неуклюжим, оттягивающим на себя неприемлемо большую долю вычислительной мощности — халтура, короче. По сути, эксперт сам заранее должен как бы проиграть всё в уме за систему, как хочет: по наитию, по опыту, во сне...

— Многие эксперты в Экорректе когда-то были или являются членами кругов. Конечно, формально это ничего не значит, но факты — упрямая штука. Ну и Коло Бера тут — лидер, так уж сложилось. У них нюх на особенных людей, особый опыт развития нужных качеств они имеют. Это — пастбище для таких организаций, — сказал дедуля.

Я заметил, что эксперт был как-то уж слишком напряжён, не мог ничего сказать, хотя от него и требовалось-то просто поразмышлять, погадать, в общем ничего особенного. Но он молчал и смотрел в сторону. Проследив за взглядом, я понял, что он смотрит на девушку, стоявшую в другом конце зала. Красивая, примерно того же возраста, явно с отличным вкусом в одежде. Она тоже проявляла некоторые признаки напряжённости и беспокойства. Сиди она, наверное, качала бы ногой. Председатель комиссии тоже проследил за взглядом и, сомкнув руки, демонстративно вопросительно посмотрел на неё.

— Неужели, Катенька, вы как-то поспели и здесь? Вот это — сила. Нет? — спросил он.
— Нет, — Катя отвела глаза в сторону, — мой сектор восточнее того места и на то болото никак не влияет.
— Я не об этом говорю. Хотя нет, и об этом тоже. Я как-то краем уха слышал, что данный проект, с болотом, был передан Михаилу Ильичу не без вашего участия... Я, конечно, не приемлю сплетни, но не слышать не могу: свойство звука, знаете ли. И нам бы дела не было, но в данных обстоятельствах придётся спросить, вам, случайно, нечего сказать по существу рассматриваемого здесь вопроса? Конечно, для вас, с пятым рангом, да с проектом в том же районе, наверняка может придти на ум какая-нибудь идея... Нет?
— Да, — вдруг сказал Михаил, — есть у неё идея.

Девушка напряглась ещё сильнее и резко взглянула на него.

— Ты, давай потом поговорим, а?
— О нет, нам тоже интересно, — сказал председатель, — если это, конечно, касается нашей темы.
— Да, есть, — продолжил парень, — и идея эта в том, что я — дурак.
— Да что случилось, чё с тобой, — взвилась она.
— Люда меня послала.
— Хм, — усмехнулась она, — и болото разлилось, да?
— Рассказывайте, — резко сказал председатель Михаилу, — кто эта Люда, и что произошло.
— Да я не знаю... Просто одно с другим совпало, и чего-то тут не так. Я не знаю почему, но уверен, что есть связь. Ведь Катя мне помогала, а Люда — просто моя знакомая. Ну, хорошая знакомая, в общем. Она видела Катю однажды и с тех пор всегда бесилась, хотела, чтобы я дела с ней не имел. А я не могу...
— В каком смысле?
— В деловом, — парень даже испугался такого вопроса, — она мне очень помогает, а без неё у меня … ну, не так получается... но мы просто дружим.
— Да? — спросила Катя.
— Чёрт, ну, не знаю... А Люда, она вообще в другом месте работает, но её все знают по вечеринкам разным... Ну а Катя — когда я пришёл, да, её заметил. И она меня, но просто так, как обычно... Но Люда... В общем, с Катей мы решили просто дружить. И она была отличным другом: помогала, подсказывала. У меня поначалу не очень получалось с проектами, но она подправляла мои работы.
— Минуточку, минуточку, можно я сам продолжу, — сказал председатель, — я человек пожилой и у меня есть некоторый жизненный опыт. И кроме того, я уже немного знаю её характер. Она пошла в атаку, но сразу, как только вы предложили, согласилась на дружбу? Ну-ну...
— Ну да, согласилась...
— Так, короче, кто делает ваши проекты? Вы или Катерина?
— Я... в основном. А она подправляет.
— И как сильно подправляет?
— Ну, в общем, некоторые изменения... Я не всегда проверяю.
— То есть? Это вы проверяете? Или делаете?
— Нет, после её изменений иногда не проверяю перед отправкой. Но я ей доверяю, не станет же она ничего такого делать... да и модель покажет.
— О нет, ничего плохого она точно не станет делать... А когда вы второй ранг получали, и третий, эта... дружба... уже именно так выглядела?
— Ну, да...

В зале было тихо, все слушали. На некоторых лицах было выражение умудрённого понимания или жалости — видимо, свойства звука не только на председателя работали.

— Скажите пожалуйста, уважаемый Михаил Ильич, а зачем вы вот сейчас это всё рассказываете? Потому что Катерина больше вам помогать не хочет?
— Да чё ж не помочь-то? Ещё как буду, — горько усмехнулась Катя.
— Минутку, пусть Михаил говорит.
— Нет, просто нельзя так... как Катя... и как я. Ну, не правильно это, я только что понял...
— Неужели, — резко сказала Катя, — только что? Ты только что понял, что с первого уровня тебе в ВЦ была прямая дорога? Чего ж ты не пошёл-то? Потому что дурак? Извини, не канает. Потому что ВЦ — болото, хоть и тёплое, ну а чем же перед Людкой выпендриваться? Новогодними сувенирами от фирмы? А вот эксперт единой модели — это что-то. Так чего ж этой дуре Катьке меня в эксперы не вытащить, ради Людочки-то? А там — будет день и будет пища, да?
— Ну...
— Так, прекратите. Продолжай, — председатель обратился к Михаилу.
— Ну, я правда не думал тогда. Новое место, люди, и правда надо было как-то двигаться, а ВЦ — и правда...
— Да что ж такое, — негромко воскликнул кто-то из стоящих.
— Минуточку, Станислав Владимирович, давайте про ВЦ не будем. Я за всех перед вами извиняюсь, но, пожалуйста, не сейчас... Ну, а потом — пошло, да? Жизнь потекла, так сказать.
— Ну, у нас нормальная дружба была, никаких разговоров, и я набирался опыта, входил в тему... а чо? Да и Катя мне говорила, что у меня всё лучше получается. Некоторые модели я вообще полностью сам делал, вполне успешно. Ну, показывал, конечно, кое-какие помарки были.
— И вы, конечно, всегда правильно оценивали масштаб вносимых ею исправлений?
— …
— Ну, а потом решили подать на второй ранг, да?
— А мне Катя неожиданно сказала, что я рекомендован: система по моим работам автоматически рейтинг повысила, а на какой-то летучке проскочило с рекомендацией. Без личного присутствия — бывает, знаете же, а подать на ранг — дело десятое. Всегда ведь рекомендация — проблема.
— Ну, без личного присутствия и правда случается, но это обычно по итогам спецпроектов, в которых вы не участвовали, но это уже не важно. Я продолжу свои догадки, — председатель повернулся к Кате, — как просто: втянуть поглубже, а потом снова вернуться к теме дружбы, да? А сколько ты... вы, Катерина, собирались его тянуть?
— Всегда, — Катя была просто грустной, — ну, а в крайнем случае, плавно сбагрить на какую-нибудь территориальную станцию — дело техники, вообще без потерь. Там на скрипке уметь не надо, а ранг остался бы, так что всё честно.
— Ох, слово-то какое — «честно»... без запиночки произносишь... Да и «сбагрить» — тоже сильно.
— Принцип дрессировщика.
— Ах, да...

— Что за принцип? — спросил я.
— Потом поясню, давай досмотрим, — сказал дедуля.

Девушка была просто очень грустной, парень — напряжённый, подавленный, люди в костюмах тихо шушукались между собой, остальные молчали.

— Только... не сработало. Моя вина, — Катя горько усмехнулась, — сорвало. Не надо было отправлять.
— Что-что?
— Всё нормально шло, просто чики, пока Людка не заявилась.
— К тебе? — встрепенулся Михаил.
— Нет, блин, я сама всё взорвала, захотелось, типа... Людка пришла, скандал устроила, ну, чтобы духу моего рядом с Мишкой не было. Видимо, с ним не работало. Да, собственно, ничего особенно обидного она и не сказала — не от этой овцы, во всяком случае — но меня сорвало...
— Но что ты могла сделать? Ведь в системе ничего не изменилось. Да и невозможно вредоносное воздействие оказать: защита не пропустит.
— Длинная история, да вот и он не даст сказать, — Катя кивнула на человека из ВЦ.
— У нас есть время, а Станислав Владимирович на этот раз промолчит, — председатель глянул в его сторону, тот недовольно отвернулся.

Возникла пауза. Катя собиралась с мыслями.

— Ну, знаете, ведь модель не всё видит...
— Это всё местная мифология, — встрял ВЦшник, — что «просветлённый — де — человек способен просто увидеть всю сеть закономерностей в системе, в том числе и настолько глубокие связи, которые компьютеры учесть неспособны». Но чего-то по всему миру модель исправно работает, и только когда у кого-нибудь «особая дружба» случается, вдруг начинает мистикой пахнуть.
— Но ведь здесь защита пропустила, а потоп случился, — заметил председатель. ВЦшник промолчал.
— Мифы не мифы, а видно же, что в модели изоляция кластеров дырявая. Можно так воздействовать на один, что в нём ничего не изменится, а в другом начнутся неожиданности всякие, — продолжила Катя.
— А ваш кластер ещё и географически — случайно так — оказался рядом с его? — добавил председатель.
— Да, они  явно связаны были, но модель этого не видела — слишком высокий ранг корреляции. Модель больше семи итераций вообще не делает, а эти связи проявились бы не меньше чем с девятой, как я думаю, да и вообще не факт что увидит. Но девять итераций...
— Гигантский ресурс, такого у нас никогда не будет. Но вероятность такой интерференции статистически исключительно мала. Ведь академик...
— Он ввёл оговорки, которые никто не читает. Там ведь «обобщёнными биоинформационными обменами между кластерами можно пренебречь, при условиях...» А при каких условиях, на память можете?
— …
— Да видно же, если присмотреться, — продолжила Катя, — есть влияние, и очень чёткое. Но как его в модели учесть — уже не моя проблема. — А с Мишкой и правда мне палку перегибать не хотелось — ну, показывать все его ошибки, а то он реально перевёлся бы от нас, из принципа. Я даже иногда у себя по чуть-чуть подправляла, чтобы в его модель не лезть, а у него что-то изменилось бы. Просто, так легче... А тут Людка пришла, я после неё в такой ярости была, и решила, или сейчас, или никогда... Ну и грохнула по модели на нервах... Даже не разбиралась, что там случится. Да и не могло там ничего ужасного случится, как мне казалось... Для моего кластера воздействие нейтральным было — несколько тонов изменилось с нулевым эффектом. Для защиты это было всё равно что вообще ничего не менять, а бессмысленную активность операторов она не отслеживает, но у Мишки... да откуда ж мне знать про все старые дамбы в Африке? Я даже в ярости по-другому всё видела: вот начнётся у него фигня всякая, он, конечно, не разберётся, мне позвонит, я скажу: "только при личной встрече". Придёт, а я ему — ультиматум. И ничего страшного, в итоге даже из контрактных сроков можно не выбиться.
Собственно, всё почти так и произошло. Почти... Но он прибежал, начал истерить: «люди, люди», но я его кластер знала и не предполагала, что там что-то резкое случиться может. Он же подтащил меня к монитору, и показал спутник — дамба, разлив...
— И только тогда вы изменили режимы, да? Изменение свойств грунтов медленно происходит, но хоть вода прибывать перестала.
— Ну да.
— Нет, — Михаил выкрикнул уже со злобой, — не сразу. Сперва ультиматум. Про то что могут быть пострадавшие — риск уже был — она говорит, всё от тебя теперь зависит. Решай быстро, а то люди же...
— А чего она хотела? Чтоб от Люды ушёл? В неё саму влюбился, — произнёс председатель устало-грустно, — а вам потом совесть не даст отказаться...
— Катя человек практичный. Она немедленной гарантии потребовала.
— То есть? Ах, так...
— Да, не отходя от кассы.
— И вы принесли на алтарь, так сказать...
— Вот сволочь, — Катя шипела, — единственный мужик — баба. Но лично мне не показалось, что у тебя какие-то муки были, скорее облегчение, что не изменил, а «вынудили ради спасения невинных». — Михаил смотрел в пол.
— Извините, что не поддерживаю лирическую тему, но как скоро было оказано компенсирующее воздействие на кластер? — спросил председатель.
— А как встала — пять кликов мышкой. У неё уже готово было, — буркнул Михаил.
— Н-да, ВЦ и правда — болото, — тихо буркнул ВЦшник.
— Извините, но я считаю своей обязанностью встрять в этот разговор, — сказала маленькая пожилая женщина за столом. — Полагаю что именно на мне, как на штатном психологе подразделения, лежит основная ответственность, ведь я слежу за климатом в коллективе и за личными проблемами экспертов, и я знала, что Катя...
— Стерва, — тихо буркнул женский голос из стоящих в стороне.
— Имеет особый характер, — продолжила женщина, — Она не умеет просить — только завоёвывать. Риск наказания — её единственный ограничитель, а Михаил — ни защитника ни кормильца, ей, конечно, не нужно — но у него есть всё то, чего в Катерине не достаёт — обязательности, человечности... Она это чувствует и хочет заполучить отсутствующее. Если не сразу себе в душу, то пока хотя бы рядом. Потребность в восполнении собственных недостатков, так сказать. Вот смотрите. Скажите, Михаил, — она обратилась к нему, — а какие у вас были отношения с Людой?
— Ну, мы хотели пожениться...
— А пока? В интимной сфере?
— Не, мы сперва пожениться хотели, — буркнул он, Катя посмотрела на него с удивлением.
— То есть ничего. Ну а о какой измене тогда идёт речь?
— Я обещал.
— А как вам Люда — Катя — сравнение.
— Ну, Катя, конечно... но я обещал. Всё.
— Вот, — продолжила женщина, — это одно из тех немыслимых для Кати качеств, к которым она так стремится — или заполучить, или разрушить, убедив себя, что его и не было.
Только так не бывает, Катенька, — она посмотрела в её сторону, — чего Бог не дал, на базаре не купишь. Остаётся только ярость. Может, вы бы попробовали развить у себя а не красть у других то чего вам не хватает?.. Ну а дальше что было? Вы как-то сообщили Люде о произошедшем, да? Из мести? Это был ваш план с самого начала, да?
— Да нет, я вообще не собиралась ничего говорить — Мишка и сам бы не смог, Людка просто исчезла бы, и мы бы о ней никогда не заговорили. Но после её прихода...
— Люда мне переслала снимок, где Катя за монитором, а я — на заднем плане. Оба в таком виде, что всё ясно... И подпись Люды — «прощай» — буркнул Михаил
— На самом деле, для команды в кластер три клика нужно, — ухмыльнулась Катя, — Ещё два — снимок сделать. Экспромт. Так само получилось — не заранее, иначе снимочки другие были бы. Но и так всё ясно.
— А когда Михаил ушёл, вы отправили...
— Он считать не умеет, вообще-то кликов было семь. Ещё два — отправка почты. Ха, да если бы я хоть секунду подумала... Я уже через мгновенье с ужасом поняла, что наделала — ещё за монитором стояла. Дура. Две секунды подумать — и всё было бы так прекрасно. Мишка пару дней покраснел да побелел бы, а потом Людка бы просто исчезла, как и небывало её, но я уже отправила... дура.
— А в таком случае Михаил сейчас промолчал бы, как вы думаете? — спросила психолог. Катя молчала. Пауза была тягостной.
— Прошу прощения что встреваем, — откашлявшись, сказал человек в костюме, — но мы, как сторона заказчика, хотели бы всё же узнать решение совета по рассматриваемому вопросу. Признает ли Экоррект свою вину на формальных слушаниях?
— Да, — чётко сказал председатель, глядя на Катю, — И, прошу извинить, но нам ещё надо обсудить некоторые внутренние, кадровые вопросы, а также... Прошу считать заседание закрытым, всех сотрудников Экорректа остаться, выключить открытую трансляцию.

У просмотренной записи было много присоединённых материалов, видео и текстов — дальнейшее раскрытие темы, но дедуля дал отбой.

— Итак...
— Шекспир, блин. Так что это за принцип дрессировщика? — спросил я.

Мы отошли от остановки и сели на лавочку.

— Ну что-ж, давайте сначала об этом. В разных философских и религиозных школах человека разделяют на разное количество слоёв или частей: дух-душа-тело, психическое — физическое и так далее. В некоторых системах деление вообще очень сложное. Но простейший вариант, популярный в некоторых узких сферах — это делить всего на две части: зверя и дрессировщика. Это не теория и не наука — просто удобный взгляд, так сказать. Просто будем считать, что всё, что в человеке имеет аналоги в мире животных, это — зверь. Тут и тело, и психика, и память и чувства и многое другое. А то чего нет в животных, это собственно человек. Граница где-то есть, но она сейчас не важна. Естественно, и память как-то есть и у человека и у зверя, и другие качества легко не делятся. Но ведь это лишь взгляд, а, как я сказал, не строгая теория. Предполагается, что слушатель и сам имеет представление, чем скотина от настоящего человека отличается.
— Ну, каждый по-своему видит.
— Да, но нам сейчас важно только, что есть эти две части, некоторым образом отличные друг от друга. Эти двое — дрессировщик и зверь, тигр, например, ну или, может пудель, не важно — вынуждены жить в одной клетке. Ну, пусть клеткой тело будет, уже третий элемент получается, но на самом деле все потребности, инстинкты и прочее мы в звере полагаем, так что клетка — это только материя, так что не будем о ней. Так вот, дрессировщик и зверь по-разному могут ужиться друг с другом. При этом надо помнить, что у дрессировщика есть какие-то особые дела, к зверю отношения не имеющие — скажем так, возвышенные. И ему хорошо бы, насколько это возможно, им максимум времени и сил уделять. Но зверю до них дела нет, но и просто забыть про него невозможно, он не даст. Тут возможны два крайних случая. Первый: дрессировщик — слабая личность, боится зверя, а зверь силён и страшен. И вот, дрессировщик вынужден все свои силы и время тратить на него: кормить, гладить, прятаться от него. Здесь — все случаи гедонизма, жестокости, лени — имя им легион, но общее в них то, что зверь — главный, а человек — его раб. Другой крайний случай — это когда дрессировщик — мучитель, зверь слаб и пуглив, вечно забит. Вроде, человек торжествует, низшее попрано. Но на самом деле, и в этом случае человек, вместо того чтобы заниматься своими высокими делами, вынужден постоянно возиться со зверем: следить, чтобы тот не обманул его, не укусил и не загрыз из-под тишка, не украл еду и не обожрался до смерти. В такой ситуации человек тоже не делает ничего высшего: не до того, он за зверем следит. Как вы понимаете, это случай, как в стишке: «не позволяй душе лениться, чтоб воду в ступе не толочь, душа обязана трудиться и день и ночь...» На самом деле, постоянное мучение души — это та самая вода в ступе. Человек на самом деле лишь собой занят, лишает себя даже мелких радостей — умерщвление плоти, крайний аскетизм — это чаще тоже не движение вверх, а служба зверю. В итоге, наиболее эффективное, с точки зрения высших человеческих целей, состояние — это когда дрессировщик и зверь — друзья, срединный путь, так сказать. Дрессировщик хорошо кормит зверя, но не закармливает, иногда наказывает но не мучает, зверь не спешит кусать или обманывать его, много спит на подстилке, гуляет, позволяя человеку заниматься своими высокими делами. Найти такой оптимум — непростая задача для одного человека, а уж для общества — вообще одна из центральных проблем.
— Значит, монахи — бессмыслица?
— О нет, так не надо. Вот давайте-ка вспомним, например, о спорте. Ведь самим спортсменам он чаще приносит болезнь а не здоровье. Физкультура для здоровья, а спорт — для зрителей. Конечно, цели разными могут быть, но, в позитивном случае, просто типичный средний человек чаще не особо активен, он предпочитает диван спортплощадке. И нужен пример, глядя на который людям тоже захотелось бы — нет, необязательно чемпионат выиграть, как правило, человек знает, что не сможет — но хотя бы с мячом побегать, на лыжах покататься... А если бы наоборот было, если бы человек в крайность аскетизма впадал, то Олимпийские игры, например, по гедонизму или обжорству, устраивать стали бы, чтобы в другую сторону подтолкнуть, но к тому же оптимуму. Так и тут. Большинство дрессировщиков склонны к службе своему зверю, они боятся его, путают себя с ним. Вот если бы они были склонны мучить зверя, тогда задачей монахов было бы наоборот, демонстрировать разврат и пьянство или садизм. Но ни в коем случае не мазохизм, конечно.
— Что-то такое было, помнится.
— Не будем об исключениях. Монах, аскет — это как бы аналог спортсмена, он, что бы он сам ни говорил и думал, своим примером, своей жизнью, сдвигает точку равновесия в обществе в сторону умеренности, в надежде, что больше зверей успокоится и освободит для своих дрессировщиков время на занятия человеческим. Знаете, "мы за вас молимся, а вы — соответствуйте". Ну, представляете график сил и времени, уделяемых человеком на «человеческое»: по краям — нули, там человек только зверем занят, а где-то посередине — максимум. До ста процентов, конечно, никогда не дойдёт, но важно что максимум этот не на краю, а где-то между ними. Так вот, эту тему — принцип дрессировщика — очень любят, к сожалению, вспоминать, чтобы оправдывать свои мелкие слабости: «что ж мне, мучиться, по ночам плакать? Лучше я сейчас оттянусь по-быстрому, станет моему зверю хорошо, и тогда я займусь прекрасным...». И вот, как показала в записи психолог, дама эта — Катерина имеет проблемы не со зверем, которым она прикрывается, а с самим дрессировщиком. Ведь даже если бы она и не отправила тот снимок, и, как она сказала, всё было бы хорошо, Михаил всё равно рассказал бы. И вот это-то она ищет, такого в ней нет. И это настоящий повод для того, чтобы стыдиться. Это не хромота какая-нибудь, например, а истинная неполноценность, настоящая мука для сознающего человека. Вот она и мучается, и не в любви здесь дело, и не в похоти... Но я другой вопрос хотел поднять, когда эту запись выбрал. Любую систему защиты можно преодолеть. В итоге, человек перехитрит любой алгоритм, найдёт, чего не предусмотрел разработчик. И не может быть такой модели, которая включает в себя все варианты. Так что либо совесть, либо, рано или поздно — трагедия. Вот и с Околицей также, к слову. И поэтому есть у меня к этой системе претензии. Ведь у нашего общества сейчас главная забота — программы охранять. Обо всём остальном Околица заботится — обо всей организации жизни. Но истинная защита — людей менять. От Кати к Михаилу, так сказать. Вот вам, Иван, с этим обязательно придётся столкнуться, и очень явно, если вы поиски не бросите и попадёте в ту среду, куда ваша девушка ушла. Там эти проблемы актуально стоят. А что до общества вообще —  пока путь в истории — от дубины к деньгам, законам, потом — к их более утончённой версии, правилкам, ноткам в главном профиле. Но по-прежнему везде за спиной маячит дубина, образно говоря. Однако, если глубже взглянуть, то на самом деле это не вполне так. Видите, даже хищник ищет того, чего у него не хватает. Это как бы яркая иллюстрация, запись эта. Судью — внутрь. У религии это до сих пор лучше всего получалось, но и там дубина — снаружи, просто после смерти. А вот чтобы совсем без неё... Кто-то считает — невозможно, человек не меняется. Я же считаю, что время подходит. И не в недостатках электронных систем здесь дело. Наоборот, Околица — правильный, естественный этап. Но только этап, он пройдёт.
— Ну, а почему так получилось, что интуиция, особые способности, под пятой мистических сект оказались — кругов, орденов? Почему ими официальная наука не занимается?
— Ещё как занимается, но управление климатом, биоценозами — прикладная область, для неё на практике нужны те качества, по которым диссертацию пока не напишешь. Это временный компромисс, что-ли. Кроме того, в истории всегда были эзотерические школы, у них опыт, подход. А ещё у них всегда были средства связи со внешним миром особые. Буферные подушки, шлюзы, так сказать — внешние круги. Собственно, современные круги такими шлюзами и являются, это практически то же самое.
— А за шлюзами этими Околица уже не действует?
— Там вообще никакая техника не действует. То есть, применяться может что угодно, но вот именно там-то с дрессировщиком всё в порядке, если можно так выразиться. Ну а Околица просто выделилась в хаосе раннего Интернета, достаточно случайно, и только потом упрочилась, круги же сами образовались, из любителей. К каким-то из них «пришёл странник», так сказать, а к каким-то нет. Последние так и остались тусовками по интересам. К Коло Бера вот пришёл.
— Кто?
— Кто ж знает?
— Но это значит, что есть люди, принципиально не подходящие, да? Чем бы они ни интересовались, как бы ни собирались — они другие, простые, и к ним не придут?
— Ко всем могут придти, все годны, а это «такой — не такой, с благодатью — без благодати» — это всё из чёрной мистики. Просто путь длиннее. Да и представить себе надо мир всего несколько десятилетий назад: всё стандартное, питание — фастфуд, мебель — из конструкторов. Вокруг — блеск, мишура, но при этом потрясающая бедность смыслов, достойных ассоциативных якорей... О чём только можно думать в подобной обстановке? Только о том, как у нас хорошо поставлена профилактика кариеса, наверное, и на какую вечеринку пойти в выходной. Ничего выше. Всё это когда-то за счастье впихнуть человеку пытались, на полном серьёзе. Ну а душа, она медленно оттаивает. Для этого и поколения могут потребоваться. В общем, я предлагаю вам подумать на эту тему, потом ещё встретимся, мне сейчас пора. Извините что не помог сразу, но я беру на себя такое обязательство. А пока советую познакомиться с одним человеком. Думаю, вам будет интересно. Вот, поставьте себе, — он сбросил мне профиль с множеством значков-атрибутов. Когда я его установил, сразу никто не нашёлся, но через несколько минут пришёл короткий мессидж с предложением встретиться и адресом.

----------

Разговор с дедулей меня утомил. Нет, скорее, загрузил. Спешить было некуда, я присел на лавку и посмотрел вокруг. Сквер. Обычный. Довольно жарко, морит в сон. Стайка воробъёв клюёт пшено, видимо, насыпанное для них, как всегда, какой-то сердобольной бабушкой. Вдруг из кустов пулей вылетела кошка, ловко схватила одну птицу и, воровато озираясь, утащила в кусты. Да, жизнь — жуткая штука. И кошка — милое создание, есть хочет, и птичку жалко, и как-то всё неправильно, чего-то явно не хватает в мире, не в пропорции что-то. Недалеко от меня какой-то мальчик, в странном синем костюме и красной повязке на шее, с сетчатой сумкой, в которой что-то поблескивало, подошёл к раздающему автомату и взял пирожное.
— Приятного аппетита, — сказала машина.

Я, кажется, задремал. Я был тут же, но всё стало иным, мир слегка колыхнулся, будто по нему прошла волна, откуда-то донёсся едва заметный рокот могучего вала и призрачный свист ветра. На миг я ощутил, будто не я здесь, а «здесь» — во мне, что я вижу миллионами глаз и знаю всё на свете. Это было, конечно, мимолётное ощущение, ноль-миг промчался и ничего не осталось. Нет, кажется что-то осталось. Из всех тех миллионов людей, кем я мерещился себе секунду назад, осталось восприятие Алёны. Будто бы я видел её глазами, как она смотрит на тёмный деревянный столб, вырезанный в форме плачущей старухи. Я вроде ощутил ногами сырой холод — босая, лёгкий ветер на лице, остальное тело ощущало грубую, шершавую ткань. Было зябко. Я понял, что плачу, как эта старуха. Поодаль, неясно — другие столбы... Я проснулся и понял, что довёл себя до глюков, встал, потянулся и поспешил по делам, а вечером позвонил Мишке и рассказал про встречу. Хотелось знать, что он обо всём этом думает. Увиделись мы с ним через пару дней.

— Интересного собеседника ты нашёл. Я почитал про него в сети — круто. Но ты осторожнее с ним, не дай себя очаровать. Эксперт он хороший, много про него позитива написано, но он контр-информатик. Это... бунтари, что-ли, критики современной системы, и они хотят обрушить Околицу.
— Что? И они все ещё не в психдоме? Бардак же будет — три минуты, а потом опять включат, а им от плевков на каком-нибудь острове прятаться придётся по век жизни. Да и как? Они её что, взорвать хотят? Слабo им. В общем, гонишь ты. Да и не говорил он так радикально... А у нас что, тоже система есть какая-то, экономическая?
— Есть, знаешь ли, только никак не договорятся, как её называть. Последний вариант — «цифровой социализм», но он вряд ли приживётся, уже много критики. А вся проблема в том, что он в старинную классификацию экономических систем не вписывается.
— Знаешь, вот если бы дедуля неприличное название предлагал, это была бы угроза, а остановить Околицу — это просто чушь собачья. Да и системы все эти — это ж история всё: рабы — рыцари всякие, да и та, небось, больше сказки.
— Не спеши. Ты, вообще, понимаешь, как всё сейчас работает?
— Да обычно, суета...
— Нет, ты лучше спроси у этого своего Сергея Семёновича — уверен, он тебе много чего расскажет, а потом и мне передашь, интересно.
— А чего, в сети нет, что-ли?
— Слишком сложно, много букв. Да и не любят такие люди про свои предпочтения распространяться: они ведь не завтра действовать собираются, так — теории развивают, и постоянно прерываться на профанов не хотят, поэтому у них там рекомендация нужна, чтобы вопросы задавать на форумах. А конференций сейчас никаких не идёт. Да и просто на улице ты их без рекомендации не засечёшь: это ж им с каждым прохожим по часу спорить придётся, так до дома не дойдёшь.
— Да ладно, я ведь теперь знаю про дедулю, но спорить не собираюсь.
— Ты — случай особой дремучести... А знаешь, раньше Сеть другой была. Это была не та толковая система, в которой если что-то написано или сказано, то за этим непременно есть человек, чувствующий свою ответственность, с которым ты можешь связаться, покритиковать его. Сейчас, если он начнёт ерунду нести — это непременно ему повредит как-то, отношение к нему хуже будет. Нет, прежняя сеть — Интернет — это была такая всемирная помойка, в которой на фоне информационного мусора, капканов и обманок всяких, очень трудно было найти хоть какой-то толк. Говорили: «мало было лукавому простой коловерти, так он ещё цифровую придумал». Доверять нельзя ничему было. И это вело к массе трагедий и катастроф — от мелких, личных, до очень крупных.
— Да, но ведь и сейчас в Сети много анонимов.
— Ты не путай — это другая анонимность. Вот если ты в настройках на своём рабочем столе глянешь, то увидишь там галочку в опции «открыть полных анонимов». Это значит, что по умолчанию даже те материалы, которые всякими никами подписаны, но которые ты видишь, можно оценить, и, ходя ты автора не знаешь, ты на него пожаловаться можешь, и твоя жалоба до его союза дойдёт, они её учтут. Ну, ясно, просто карму автоматический анализатор посчитает — какая-нибудь система автоподготовки материалов на членов союза, для правилки — их много разных, но если комментарий яркий дашь — его и на собрании зачитать могут. Ну, конечно, всё это — если твой собственный балл достойный. А полный аноним — это на кого вообще никак повлиять невозможно.
— Ну а если сам низовой союз у того, не полного анонима, весь из таких же состоит?
— Это дойдёт до следующего уровня, и на собрании представителей союзов наверняка всплывёт. Опять же, автоматический сборщик отметит рост жалоб на членов такого союза, и группа подготовки дел для собрания «проявит любопытство». Нет, ничего не выйдет — просто чем дольше это не проявится, тем сильнее потом долбанёт. Но ты сейчас попробуй-ка поставить галочку в том пункте — увидишь, сколько мусора тебе сразу повалится. Целая ещё одна сеть — дикая — откроется. Только не спеши радоваться от обилия сообщений: это всё в основном маргиналы, социопаты разные с другими такими же дурью маются, коллективная терапия, так сказать, или наоборот, массовый психоз. Так вот, такой идиотизм когда-то единственным был, на всю сеть. Были там, конечно, группки нормальные, прятались как-то, но они там на птичьих правах были. Войны, атаки всякие — почитай историю Интернета: каменный век отдыхает. В общем, устал народ в какой-то момент от всего этого, да и в целом ситуация изменилась, и мировая и в стране, но то — отдельная история. Захотелось всем вдруг маразм этот перестать видеть, и начали появляться системы, которые эту проблему так или иначе решали. Например, центры явной регистрации стали вдруг плодиться, где реальным людям цифровые подписи стали массово предоставлять, которыми можно материалы подписывать, группы взаимной ответственности разные, фильтры на анонимов. И любое сообщение стало можно отфильтровать по разным критериям, так что беседуешь на форуме с нормальными людьми и не знаешь даже, что тут же ещё толпа психов бесится...  Появилась и Околица — одна из многих других систем, которые ещё одну задачу решали: максимально совместить реальную жизнь с Сетью. Это многими способами можно было делать. У Околицы это получилось удачнее других.
— Она тогда, наверное, другая была, не как сейчас?
— В обще, да, но принцип тот же. Раньше, когда сетевые технологии появились, множество социальных сетей развилось, с большой аудиторией. Построены они были на разных принципах, но была общая проблема: часть людей рвалась рассказать о себе миру, они открывались полностью, никаких секретов: ни кто я, ни где я, ни какого я мнения по любому вопросу, даже в котором совсем не разбираюсь. Другие же, основное большинство, испытывали чувства от дискомфорта до ужаса по поводу такой открытости. Говорили про число зверя на челе, про капсулы с номерами, про невозможность личной жизни... На самом деле, это от строя психики зависит: экстраверт — интроверт. Так что всеобщего охвата не получалось, при всех возможностях техники. А у Околицы — маленького тогда проекта — фишка была особая: она людей характеризует а не идентифицирует, то есть позволяет рассказать не кто ты такой, а какой ты, но при этом даёт канал для обратной реакции, так сказать, то есть полная безответственность устранялась. Без жёсткой фиксации имён, номеров. Но смена ника, создание нового аккаунта не освобождала от прошлого. То есть, про человека можно узнать, что он заслужил хорошую оценку от такой-то группы, другого человека, организации, но ни имени ни номера никакого через такую систему не узнаешь, если человек сам не захотел его давать. Причём, узнать о человеке что-то через систему можно, только если сам являешься человеком такого типа, которому он эти данные согласен сообщить. Ну и, конечно, если человек сам желал сообщить кто он в реальности, ничто ему не мешало. Так сейчас дополнительные профили работают. Например, человек — рыбак, но хочет поговорить только со специалистом, которому журнал по рыболовству высокую оценку дал. Тогда он ставит соответствующий профиль, смысл которого примерно таков: «Сам — любитель рыбалки, хочу поговорить с гуру на эту тему» . Но тот специалист, которого он ищет, тоже должен захотеть общаться с новичками. Тогда он ставит профиль, смысл которого: «эксперт по рыбалке, имею высокую оценку от журнала «Рыболовство», готов беседовать об этом с чайниками", и цифровой сертификатик в подтверждение от журнала, что не врёт.
— Но сертификат на конкретного человека, значит уже раскрылся.
— Нет, с помощью шифров можно просто вернуть подтверждение: «да, данный связавшийся с вами пользователь действительно имеет наш сертификат». Вот они и встретятся, через сеть — спишутся, или в реале, если рядом окажутся. При этом у каждого из них ещё куча профилей работать может, но об этом другой не узнает. Например, у кого-то профили: эксперта по рыбалке, купон на скидку на что-то — ну, это раньше было, пропуск на работу, карточка члена такого-то закрытого клуба... Но каждый такой профиль увидит только тот, или та система, у которой встречный соответствующий профиль есть. Например, профиль «пропуск на работу» увидит только турникет на входе, там и личные данные могут быть, но его не увидит другой рыбак, так как с ним сработает только профиль по рыбной ловле. В общем, в одних профилях есть подтверждённые личные данные, в других — только характеристики, касающиеся темы профиля. Вот, профиль — зачётная книжка, ведь у тебя есть?
— И пропуск на склад, где я подрабатываю.
— С прежних времён всё это почти не изменилось, только расширилось и упростилось существенно. Ну и, к тому же, в тенденцию избавляться от мусора с Интернете это вписалось. Ведь каждая организация, выдающая атрибуты — оценки, характеристики эти, заботится о своей репутации, иначе кому её мнение понадобится. Из таких оценочек базовая оценка основного профиля и развилась. Собственно, базовый — это старый добрый профиль Околицы, только фильтр пустой, а характеристику даёт общепризнанная система — пирамида союзов: внизу — низовые, потом — второго уровня и так далее. Её признают, вот она и работает. Хочешь — свой атрибут введи, раскрутишь группу, подашь заявку на любое союзное собрание второго уровня, и эту твою тусовку примут как низовой союз, с правом вынесения последней цифры в базовом профиле. Всего-то надо, чтобы не меньше двадцати человек захотели бы из своих текущих низовых союзов в твой новообразуемый войти. А там — можешь группой наниматься через «Запросы Инициативы», групповой балл повышать, или наоборот нанимать кого, или землеотвод под строительство жилсоюза получать, ну и так далее. Только возня это. Большинство групп и организаций предпочитает с доппрофилями работать — ответственности меньше и риска для уровня жизни, так сказать. Пробовал же всякие профили в детстве ставить?
— По астрологии, альпинизму, готике...
— Во-во. Это доппрофили всё. Ну, понятно, что на базе такой платформы много чего измыслить можно. И началось... Конечно, всяк монастырь — свой устав. Как там в каком союзе оценки расставляют — может, за чёрные мессы или за разбой. Поэтому на ранних этапах низовые союзы мелкие были — три — десять человек. И, когда слияние началось, разрядов в Околице за десяток переваливало. Ведь если один человек — паршивая овца, за него весь союз страдает. Придёт инфа на правилку повыше — и вся группа на дне. Но потом народ одумался, привык, и теперь в типичном низовом союзе меньше двухсот членов редко бывает. Жилсоюзы, артели, колхозы, коммунны всякие, ушлые фирмочки, крупные гиганты со счётом в Госплане — зоопарк, в общем, но работает. Ну и «идейные», конечно: религиозные, мистические, круги...

Дальше он сказал, что поначалу всё это в крупных городах, в основном, происходило. Не то — в деревне. На селе и в малых городах на эту городскую фишку глянули, и приладили по-своему. Память о колхозах ещё жива была, потребкооперация развита, а экономика там особенно тогда всякими удавками стянута была, и, как только великий кризис поутих немного, с законодательством стало поразумнее и попроще, стала новая система применяться в разных местах, хоть и по-разному, но в целом примерно как-то так: стали образовываться союзы, навроде большой компании друзей-приятелей, кто живёт рядом. Иногда целые маленькие городки в союзы превращались — никто ж не запретит, дело свободное.

Когда один член союза что-то даёт или делает для другого, что-то говорит ему или как-либо ещё взаимодействует с ним, оба имеют возможность отметить и прокомментировать этот факт в профиле, который может быть просмотрен на собрании  при рассмотрении дела каждого из них.

Любой член союза, в котором, например, за тысячу человек, не может помнить всё обо всех остальных, и вспоминать всякий раз при встрече. Поэтому у него на мобильнике каждый раз при приближении к другому члену союза, выскакивает его оценка, краткая характеристика и фотка, чтобы видеть, что это именно тот человек.  Так что за пол-секунды можно узнать, что рядом — земляк, как его звать, и что он за человек. Чрезвычайно удобно. Соответственно, после контакта с ним — оставить коммент — «дал то-то», «взял то-то» — на память и для собрания, которое уже тогда правилкой называли. Ну, чтобы за мобильником каждый раз в карман не лазить, тогда же стали мелодии использовать — всего баллов можно  с нуля до девяти сделать, но прижилось с одного до семи — по нотам, чтобы в наушники проиграть, или цветными индикаторами — по цветам радуги. Это и сейчас все используют.

Любые хозяйственные отношения поначалу велись вне этой системы, но быстро стали сливаться с ней. Система гибкая, и в записи возможно отображать, кто её оставил — начальник подчинённому или наоборот, жена — мужу, мать — сыну и так далее. Было ясно, что в деловых отношениях не всегда можно всё открыто сообщать, да и не всегда нужно. Тогда естественным образом было принято, что производственное собрание, начальник, даёт характеристику человеку без специальных подробностей, и этот вердикт уже соответственно оценивается на общей «правилке». Соответственно, оценка, даваемая на ней, по сути заменила все остальные средства поощрения — наказания.

Дальше же, процесс стал быстро подтачивать и мелкие финансовые отношения в таких «колхозах»: поскольку союз, по сути, мог быть одновременно и фирмой, точнее многопрофильным предприятием с развитой социалкой, то в новом преломлении это стало выглядеть так: союз закупал ресурсы, вроде электричества, организовывал всю коммуналку и местный транспорт, закупал товары и услуги, а потом просто раздавал и, причём, чем ниже балл у человека, тем больше ему приходилось просить, убеждать, что ему это нужно. А при очень низких оценках — и вообще ничего нельзя получить было, кроме абсолютно необходимого для жизни — не звери же... Ну и, как уже сказано — на правилках прикидывали, много ли кто чего нахапал, и не надо ли его за это пожурить, причины, основания выясняли. Короче, пять раз подумаешь, перед тем как лишнюю путёвочку на курорт брать, или просить правление союза закупить тебе машину новую... Также и в житейских отношениях: хорошая оценка у человека — весь мир его уважает, плохая — любой предпочтёт не связываться, особо не баловать, а то потом ему самому на собрании оценку занизят, за то что он черте с кем общается. Деньги тогда ещё распространены были, но их члены союза просто брали по заявлению: не на Луне ж живём: съездить куда, да и не всё союз централизованно закупает. Шутка тогда, кстати, ходила: «колхоз плюс Интернет равно Царствие Небесное на тыщу лет».

Понятно, что с точки зрения Околицы такой союз — это один профиль, и даже если рядом другой такой же союз имеется — они друг другу не мешают. Но постепенно встал вопрос о взаимодействии разных союзов между собой. Понятно, они могли это делать просто как фирмы, но это на том этапе представлялось уже каким-то нелепым, и понемногу началось слияние союзов. Сначала это были прямые соглашения: один союз признаёт личные оценки, даваемые другим своим членам. Соответственно, профили становились видимыми. Но быстро стало ясно, что это неудобно: на кой чёрт простому человеку видеть дюжину профилей, если у союза столько соглашений, разбираться в этом бардаке? Естественным выходом было просто образовать союз союзов, унифицировать у всех балльную систему, и ввести ещё один разряд, то есть выходит две цифры, первая — оценка союза на собрании союзов, вторая — личная оценка человека. Потом, естественно, процесс дальше пошёл, и теперь — пять разрядов на две трети мира, на все страны, которые в систему вошли. А остальное — как бы заграница. Ну и понятно, что каждый низовой союз страдает от «паршивых овец» в своём составе, так что не важно, где ты чего набрал — за тебя твой союз пострадает.

В общем, так постепенно и мутировала мелкая и средняя торговля до учёта без оплаты, так как на огромных территориях подавляющее большинство людей реально могли вообще без денег жить, а кто систему игнорировал — им было очень неуютно. Где-то их жалели просто, а где-то для них реально было уже невозможно чего-то хоть как-то получить. Конечно, сразу появилась система гостевых профилей, которая сейчас для иностранцев из внесоюзных территорий существует: временный профиль с некоторой оценкой можно было просто купить. Соответственно, всякому, кто мимо такого туриста пройдёт, ясно, что он — не постоянный человек здесь, его оценка зависит только от того, сколько он заплатил за профиль, и не отражает его личностных качеств, но это ж турист, какой с него спрос, да и свою валюту он уже системе принёс.

В общем, если кратко, люди договариваются, просто общаясь, давая что-то друг другу, исполняя просьбы и тому подобное, отмечают всё это у себя в мобилах. При этом, один человек не обязан знать другого лично. Просто, когда связываются два профиля у двух человек, их комментарии и вводимая информация оказывается привязана к этому событию: «я дал, он — взял». Периодически, раз в пол-года, например, низовой союз разбирает каждого члена — очно, заочно, через сеть — неважно — чаще в видеокоме — и прикидывает, чего он набрал, чего раздал, чего сделал и вообще, что он из себя представляет, и ставит ему оценку, сопровождая её комментарием. Конечно, оценка субъективная, зависит от правил и ценностей конкретного союза, но ведь и оценка союза на следующем уровне от его «ценностей» зависит. К тому же, комментарий при оценке всегда доступен и важен.

Конечно, это всё имело свои границы. Сапоги — сумки таким образом производить, реализовывать можно, пищу, жильё — да почти всё, что человеку в жизни надо. Но атомную электростанцию так не построишь, в космос не слетаешь... Так что государство вполне осталось, а то тогда многие говорили, что будто исчезнет...

— Помнишь страну такую — Советский Союз. Мало кто знает, да и тогда мало кто знал, что по сути там три типа денег было, если не больше. Не валют, а именно денег, работающих по-разному. Были просто рубли — внутренние, бытовые. Большинство населения их единственными считало, были государственные, безналичные — это как нынешние «проектные», и была инвалюта — для взаимодействия с другими странами. Ну, у нас это тоже проектные считаются, но у них структура сложная, с проектными, вообще всё довольно сложно. Чтобы ими управлять, сумма базовой оценки у человека должна быть не ниже 30, первая и вторая обязательно семёрки. А всё остальное начальство максимум только право освоения и отчёта имеет. Управленческий минимум. Соответственно, сам догадайся, что нужно делать, если тебе чем-то огромным поуправлять захотелось, хм...
— Книжки гнусные читать, прохиндейские, вроде «Из союза — в союз. Ваш путь в три семёрки.»
— Ну и много наверху таких хитрецов?
— А что, мало?
— А ты их истории почитай, доступно ж всё. Да, союзы все меняли, без этого не обойтись. Но никого ведь с распростёртыми руками союзы с высокими баллами в принципе не ждут, сам знаешь, как это сложно, быть принятым, народ там в руководстве везде сам эти книжки читал и шельму чует...
— Я знаю кое-кого, для кого это не так уж и сложно оказалось.
— Бывает, но чаще — сплетни. Если скачок тебе странным кажется — значит, ты не знаешь или не видишь чего-нибудь очень важного.
— Верно...

 ----------

Теперь надо было познакомиться с человеком, рекомендованным дедулей. Контору, где работал Сергей, найти было нелегко. Снаружи всё так невзрачно, дворы, сараи какие-то, а внутри... В общем, познакомились. Рассказал я ему всё быстро и чётко, про себя, про Алёнку, спросил совета, но он помолчал и сменил тему.

— А я сам в Коло Велеса тусовался, правда, во внешнем круге, неофитов. Так что не жди от меня особых тайн, — Сергей сидел за столом перед монитором и поигрывал ручкой, на столе было непривычно много бумаги — «рукой пишет, как необычно», —   знаешь, внешний круг — это как толпа абитуры, только с нулевыми шансами. Туда слетаются всякие мистически контуженные, как я когда-то, и их годами развлекают разными байками, в обряды там играют, стишки учат старинные — пока человек не поумнеет и не свалит, как я, ну или дальше не пойдёт — но это один на сто, не больше, да и то не в сам союз, а чаще в колхозы разные при нём. Тоже, кстати, ничего. У них оценочки — ниже пяти нету, а то и шестёрочка, а это уже — почтенный класс, в гостиницах таким швейцары кланяются...
— А откуда ж они тогда реально новых людей набирают?
— Разведка, «сарафанное радио» — проверяют, вынюхивают, ну и мистериалы... У них секретные критерии, как у Кастанеды, читал? Сам человек не может просто захотеть да и стать магом или кем там они себя считают — нет, его, не спрашивая, сам учитель выбирает. Примерно так.
— И только так?
— По всякому. Бывают, например, связанные люди. Просто они "самонашлись" как-бы, ещё до того как на них маг вышел — ну, кадровик, в смысле. Они тоже ничего сами не решают и не планируют, просто они те, кто надо, и «слиплись» заранее. Может, случайно, но знатоки говорят «сверхзакономерно» — что бы это ни значило. Соответственно, оба идут. А знаешь, я с тем кругом совсем-то не порвал. Когда я уходил, это не побег, и не совсем изгнание было, но мне сказали, в общем, «хочешь реального толка, или впустую будешь болтаться?» Я толк захотел, и они меня в мой теперешний союз рекомендовали, в пятёрку, между прочим, из тройки моей захолустной, ха, это ли не карьера? На самом деле, это профсоюз театральный, только занимается не театром. Мистериалы.
— Здесь? Мистериалы?
— Да, и не просто типа «найди пропавшего щенка», — мы по настоящему миры людям меняем, причём без спроса осчастливливаемого. Постороннему не сказал бы,  но ты, рекомендация...
— Мастера приколов, значит?
Сергей прикрыл глаза и деланно продекламировал:
— Юмор - это процесс намеренного введения нервной системы в ультрапарадоксальное состояние с её стимуляцией, аналогичной чиху от понюшки табака. Юморист стоит в том же отношении к драматургу, в каком колдун стоит к магу. А если магию понимать как искусство суггестии, то эта аналогия превращается в тождество. В этом смысле мы - маги. - я ничего не понял, - есть у нас тут один философ, всё по полочкам раскладывает. Не любят его... Но у нас и правда юмора мало..., - пояснил Сергей.

Я оглядел интерьер заведения. Это было что-то странное. Большой зал, весь заставлен столами с компьютерами, на всех стенах — разнокалиберные мониторы, с потолка тоже кое-где свисают. В дальнем углу избушка на курьих ножках — очень реалистичных ножках таких, но сама из клёпаного алюминия, с круглыми иллюминаторами. Внутри кто-то шевелится, явно не человек — монстр какой-то. На одном из мониторов сидит живая ворона и каркает, везде торчат какие-то флажки, под потолком завис воздушный шарик. Народу много, но всё довольно тихо. Кто-то работает один, другие что-то обсуждают. На некоторых мониторах всякие таблицы, на одном идёт непонятный счёт, причём римскими цифрами, на других висят различные заставки или крутятся странные ролики: две громадные древние рептилии бьются не на жизнь а насмерть, клоун ловит попугая, зелёный инопланетянин пытается разбить стекло и попасть в зал, в беззвучном танце, в пыли и солнце, крутится дервиш...

— Выглядит всё как... непонятно что: редакция, что-ли какая, или дирекция чего-то эпатажного, пустого.
— Но-но — «пустого». Конспирация. Мастер настоящего мистериала  — фигура тайная, но тебе можно, я дедулю уважаю.
— Дедулю?
— Могу поспорить, ты его про себя также называешь.
— Верно.
— Само на ум просится, давно подмечено.
— Расскажешь?
— Про тайны мастерства? Нет. Но похвалиться немного могу.
— Ты сказал, без спроса меняете. Как это? А претензию накатает? Да и без жалоб могут быть проблемы. Это вообще законно?
— Истинный мастер действует так, что жертва потом благодарит, или просто блаженно балдеет — ха... Но я сам не вполне мастер, и тебе их ни в коем случае не покажу. По секрету: они даже не из кругов, а скорее из-за кругов, — он посмотрел на меня таинственно, — оттуда откуда-то.
— Круто. Ну, хоть что можно... А дедуля, он что...
— Не, он критик, очень полезный. Внешний эксперт, так сказать. И знает много, да, похоже, кругам не особенный и враг-то.

Я ещё раз огляделся вокруг.

— Смотрю, на экране  у вас разный бред какой-то.
— У нас вообще не принято иметь одинаковый бред, иначе какие же мы творцы? А принято у нас состоять в какиой-нибудь организации, группе или даже секте, или иметь свою собственную фишу, лелеять её, развивать, обдумывать, и время от времени изрекать короткими намёками, из которых слушатели, не без труда, могут восстановить более-менее связную картину, или хотя бы некоторое представление о ней. Корпоративная культура, так сказать. Ты бы не понял ничего, если бы послушал здешние разговоры. В обычных компаниях обсуждают любовь, погоду, правилки, новости, слухи житейские — фигню всякую, а у нас ты услышишь обрывки странных монологов, заумные вопросы и безумные ответы. Без такого настроя в нашем деле нельзя. Вот Серёга, например, — он кивнул в сторону лохматого парня, уткнувшегося в монитор и что-то тихо бормочащего в маленький микрофон, — он сейчас прорабатывает виток сюжета одного мистериала, в котором армию светлых лесных духов, проигравших великую битву далёкого прошлого, их каменный враг погрузил в забвение, и с тех пор они вынуждены скитаться в людских телах, умирая и рождаясь тысячи раз. Но камень треснул и теперь к ним постепенно, в редких проблесках, возвращается прежняя память. Они ищут друг друга, чтобы вновь собраться на незримую битву. Труппа реализаторов — это профессиональный термин — наткнулась на паренька одного, он ещё не знает, что он в мистериале, но уже круто повернул сюжет, кое-кто сразу заинтересовался им, и вчера обсуждение было — с шести вечера до двух ночи. Решили ввести мессенджера — посланника особого, пока не знаю больше, сам не был, но Серёга сейчас его персону прорабатывает... А знаешь, какая у него своя фишка? Он — участник маленькой группы, они считают, что на нашей планете нет суши — один океан.
— Да ну...
— И этот океан — Солярис. Читал?
— Смотрел.
— В неведомые времена он знал только себя, и обладал непостижимым для нас разумом, но однажды к его — к нашей — планете прилетели некие инопланетяне. До них даже времени не было — они его с собой привезли... А по другой версии он сигнал от них принял: тут нет точного совпадения с книгой, только имя. Ну вот, они побыли — побыли, да и улетели обратно, или погибли почему-то, или сигнал пропал: изменения в нюансах — признак внутренней работы, вот они и меняют время от времени, ха. Короче, после этого события, Солярис стал его обдумывать, вспоминать — его мысли стали новыми, и наш прежний мир, который его мыслями, собственно, и являлся, изменился, но всё ещё был совсем не похожим на теперешний — гораздо лучше и красивее, так как Солярис тогда бодрствовал. Но думать обо всём этом было очень тяжело, океан устал и уснул — впервые в жизни, и тот мир, в котором мы сейчас живём — уже не мысли его, а сон, и мы ему снимся. Мы — его сны.
— Похоже, последние века ему кошмары снятся. Наверное, на левом боку спит — повернулся, что-ль, хотя бы... Ну а есть у Серёги и ребят этих какая-то цель, или они просто смакуют выдумку?
— Выдумка... вот если бы ты с ним сам поговорил, сам бы поверил: очень убедительно, у них там целая система разработана. А цель есть: разбудить Солярис и самим из его снов и кошмаров превратиться в его же здравые мысли, вместе с остальным миром.
— Мы — сны воды про инопланетян? Оригинально.
— Да, сон нижних вод о вышнем духе.
— И наша история — это их история?
— О нет. На самом деле, если тебе кто-то снится, является ли это простым повторением прошлых событий? И значит ли это, что ты про такого человека во сне всё знаешь? Скорее уж он для тебя — тревожный незнакомец. Бывало у тебя, чтобы знакомый человек в твоём сне делал очень странные, неожиданные вещи?
— Да уж...
— К тому же, те инопланетяне, похоже, не особо-то и хорошо свою собственную историю знали — скорее, были набиты мифами, фантазиями, фобиями всякими... Всё это смешалось с древними, совсем иными мыслями Соляриса, и вот — получите-с... То есть, когда он бодрствовал, он мыслил связно и... разумно, что-ли, и в нашем мире был золотой век, и чудеса чудес, и всё такое. А сейчас у него и правда кошмары. Ну, может, они уже помаленьку проходят, но всё равно — калейдоскоп.
— А не значит ли это, что те герои, кто уже появлялся в его сне, могут снова всплывать?
— Бинго! И это ещё не всё. Все люди как бы собраны из кусочков членов того экипажа, или их близких, кого они когда-то лично знали и хорошо помнили. Ну и так далее...
— А как они его будят?
— Не говорят. Серёга сказал, что если проболтаются — все силы мира поспешат их команду уничтожить. И вообще, они сами, понимаешь ли, как бы истиный экипаж того звездолёта, только альтер-экипаж. Про альтер-эго слышал? Ну вот... Каждый из них — это альтер кого-то из тех ребят. Так что случайным не доверяются.
— И как давно, ну, в нашем, смысле, они прилетали?
— Инопланетяне-то? Я ж сказал, с привозом времени. Точнее неизвестно.
— Н-да. Интересно было бы с ним поболтать, — в этот момент лохматый Серёга вдруг крикнул: «Конечно! Мышьяк и стрелы!» и ударил монитор кулаком. Монитор стукнулся о стенку, но не разбился, Серёга мгновенно утих и снова стал бубнить в микрофон.
— Не, лучше не надо... А вот, например, Ленка — её сейчас нет здесь — знаешь что утверждает? Что великое и благое немыслимое божество постоянно создаёт вселенные, до бесконечности, просто потому, что считает, что это хорошо. Создаёт, изливая свою любовь и благодать. Но благодать эта — страшно сложная штука. Разные составляющие добра и любви изливаются, или эманируют, что-ли, с разной скоростью. Ну, консистенция у них, что-ли разная. Или усваиваются они молодым миром с разной скоростью — лучше было бы у неё самой спросить. Все элементы — любовь и благо, но их врeменная диспропорция внутри создаваемого мира воспринимается как зло — иллюзия зла, как бы. Но со временем все составляющие этой сложной любви придут в равновесие и даже иллюзия зла исчезнет. Конкретно наш мир ещё очень молод. Ясно?
— Да чё уж там, постоянно замечаю... Тоже секта?
— Вроде того...
— Ну, а без мистики, нормальными вещами здесь кто-нибудь увлекается?
— Ну, вон там Стас сидит, — он кивнул в другой угол. У него социальная миссия. Он в обществе антиимморталистов состоит.
— А это ещё что?
— Ну, сейчас наука так развита, что продление жизни, окончательное предотвращение смерти в принципе реальным становится. Вот против этого.
— Но почему? Чего же в этом плохого?
— Ну, а как ты представляешь себе такое общество? Честно ли это, этично ли? Все ведь не могут жить вечно. Детей не рожать, эволюция остановится — "Курган" Бишопа и Лавкрафта прочти.
— Ну, самые достойные там, гении всякие...
— Стоп, стоп. Давай так. С примитивной, скотской точки зрения всё хорошо: жрать, спать, любиться бесконечно. Шоколад. Но с другой точки зрения, например, ведической, эзотерической, проблема выходит. Ведь такой дар скорее как наказание выглядит: человеку, то есть истинному, душе его, предлагается неопределённо долго быть в этом воплощении, в этой клетке. Ну, представь себе, что ты сидишь на уроке, учишься, и вдруг тебе говорят, что это не сорок пять минут и не пaра, а твой урок этот бесконечно тянуться будет, потому что не тянешь. То есть, пока учитель сам не решит, что тебе пора в следующий класс: кирпичи падающие ещё никто не отменял. А самоубийство — грех. Точнее, проигрыш, экзамен провален. Такое попущение, с бессмертием, возможно только если наверху решили, что человечество не справляется. С другой стороны, это и смягчение, помощь: предоставить для усвоения материала больше времени дурачкам этим. Но при этом и строже: отмазки в стиле "потомство оставлю, на него и тружусь, а оно меня потом отмолит" нет проходят уже. Потомство — не аргумент. Ну и что получается? Каждый человек должен пройти путь от животного, которое хочет жить вечно, до какого-то "просветления", так сказать, потом — до молитв о смерти, которая когда-то будет, наконец, дарована — кирпич на бошку. Но множество людей до такой высоты никогда не поднимется. Они зверьём вечно будут. Но к зверю и отношение соответствующее. Его уже резать можно, зачем его вечно держать? Но как узнать, зверь перед тобой или человек? Тут возможны варианты. Например, "grace period" — фору вводить. Ну, пусть сто лет будет. Значит, после этого как-то выявляется, кто стал человеком, а кто зверем остался. Это — два вида уже выходит: человек и зверочеловек, что-ли. Но те кому до ста — они кто? Оглашенные? Значит три вида уже, ещё и те, с кем пока неясно. Во картинка: старые люди, молодняк и стадо старого зверья. И старые люди всеми помыкают. Это ад и тупик полный. Нет, такое попущение не может от Бога придти. Только от Дьявола. Возможны и другие варианты, но они все только хуже.
— А может, что-то в этом роде и есть, просто мы не знаем?
— Ну а тогда зачем его опять искать, бессмертие это? И к тому же, если всё так и есть, и давно, тогда почему же те "истинно осознавшие" уже не отмолили вину и не добились снятия с рода человеческого такого жуткого проклятия? Круг замкнулся.
— Знаешь, ерундой они там занимаются, антиимморталисты эти.
— Молодец, я тоже так думаю. Ладно, проще. Сашка, из другого филиала — против массовой разработки полезных ископаемых, за полную рециркуляцию вторсырья. Оно хоть и так уже почти полностью рециркулируется, но он — за вообще полную.
— Ну вот, это другое дело. наконец нормальный человек нашёлся. Экология...
— Не, алхимия. Руду плавишь — убиваешь, мертвой делаешь. А куда живой дух металлов, минералов девается? Отсюда — рост населения с низким уровнем духовного развития. Минеральное сознание.
— Чёрт, сорвалось. Тоже псих...

Сергей засмеялся.

— Ну, как тебе у нас?
— Для нормального?
— Ха, ясно.
— Слушай, а вдруг я сам в мистериале?
— Не нашей фирмы, я бы знал. Да и правило строгое: игроки сюда не допускаются, кухня не раскрывается, ты бы просто не попал, но вот, сидишь здесь, слушаешь. Ты меня-то как нашёл, помнишь? И как дошёл сюда?
— Искал, вдруг надпись загорелась над дверью.
— Дедуля имеет право давать пропуск сюда. Он тебе профиль с пропуском сбросил, ты не заметил просто, а проходя мимо двери, приглашение активировал.
— Ну а твоя фишка?
— Извини, не могу, это только для своих. Ну, скажу только, что эксперимент по развитию сознания на платформе индивидуального существа оказался неудачен из-за того что с точки зрения индивидуального существа открывается очень неудачный вид на реальность. Я над этим думаю. Всё.
— А про других, значит, можно?
— Только тех, кто разрешает... Так вот, про тебя. Даже если ты в мистериале — какая разница? Дрянной сразу виден был бы, а настоящий — это, собственно, и есть жизнь. Ненаписанная книга. Тебе чего надо? Алёнку найти. Ну и ищи.
— Так она что, так шутит со мной, что-ли? Ты на это намекаешь?
— Отнюдь не обязательно. Она может и сама не знает. Хорошие мистериалы — они жестокими бывают, но претензий пока никто не предъявлял почему-то. Даже когда без хэппи энда.
— А они вообще как, по книгам делаются? Я в паре мелких игр поучаствовал — ржачка была...
— А зачем писать книгу, чтобы её потом экранизировали, после чего уже экранизацию разыгрывали бы, в компьютере или в реале? Не лучше ли просто придумать книгу, а затем заставить её «случиться» в реальности, ну и по ходу того как она «случается» — экранизировать и крутить. И поразмазанней границу между реалом и виртуалом — вообще без неё. Ну, а собственно фазу написания просто из цепочки выкинуть. Вот это и есть мистериал. А знаешь какое главное преимущество? Даже автор в конец не заглянет. Раньше оно, конечно, проще было: разработчик продумывал базовый сюжет, назначались актёры, делался вебсайт, иногда всё это было привязано к книге, или к компьютерной игре, или к телесериалу. Делались профили для Околицы и выкладывались в сеть: «Вы интересуетесь мистикой, НЛО, тайнами древности и странными явлениями? Есть сведения, что группа инопланетян среди нас готовит что-то страшное. Поговорите с единомышленниками и узнайте больше», «Реал-игра! Узнай, кто похитил бриллиант, где он спрятан и кто его охраняет! Более тридцати ролей. Кем будешь ты сам? Пока ты — просто случайный прохожий», или: «Если ты не разобрался с врагом онлайн — сделай это в реале! Скачай свой профиль: ты — эльф-следопыт, убеди босса, ты — вольный оборотень, обмани босса, ты — золотой гоблин, соблазни босса. Найди трёх боссов на улицах Москвы, получи от них ключи и открой темницу эльфийской принцессы!» Боссы болтались по городу с включёнными игровыми профилями в мобилах, в сети их не было и найти их можно было только случайно пройдя мимо, тоже с включённым правильным профилем. Те игроки, кому повезло, или кто намёки где искать разгадал, говорили с боссами, а те как бы велись, если игрок хорошо свою роль исполнял, раздавали ключи, кристаллы всякие, артефакты, в общем, ну и намёки, куда дальше бежать. А также майки, значки — призы мелкие, на память, типа. Кто-то из игроков первым приходил, получал главный приз — мобилу там или цацку какую приличную. Потом сюжет дальше шёл, одни уходили, новые приходили, с принцессами и злодеями тоже всякое случалось — как в сериале. Собственно, поэтому не мистерии, а мистериалы и называются. Понятно, всё это снималось на камеры, и сразу — в сеть, или после обработки, если мата много. Реклама там просто цвела. Приколы разные: то к рекламной панели на улице точка Околицы привязана. Прикинь: огромный экран на крыше дома, на нём — реклама, пурга всякая, но когда игрок подходит к нужному столбу, профиль срабатывает, и на экране — босс мистериала, только с игроком общается. Ну, голос по мобиле, но изображение — на доме. Все вокруг ловились: чё, типа такое? Или патруль полицейский в игру приплетали. Вроде, знаешь, что это — демон из игры, но видишь, что полицейский патрульный, с рацией, автоматом, с собакой даже. Чувак на измене: надо подойти и про орков с гоблинами с ним говорить... Не слабo? В общем, вся беготня на целый город, а иногда и в глушь надо ехать, к Бабе Яге какой-нибудь. Знаешь, какой ураган творился? Но затем тоньше стало. Кое-кто быстро сообразил, что это инструмент хороший, чтобы человека узнать, отобрать по качествам. Ну и приняло всё гораздо более интересную и серьёзную форму. И теперь мы — гуру Большого Поиска, нас самих так находят... некоторых. Ну и, конечно, вопрос инициативы: вообще, правильный человек может сам и не любить такие игрушки. Даже как правило не любит. Поэтому инициатива чаще наша бывает, и в эфир не всегда и не всё идёт. Некоторые мистериалы вообще никогда не показываются, или из них потом складывают простенькие сказочки, но даже если их истинные герои это и смотрят на экране, то никогда не улыбаются.
— А в играх этих схитрить или со стороны вклиниться нельзя?
— Не, это связанные профили, с цифровой защитой. Для тех кто не в игре, они незримы, и как ни подделывай, например, профиль босса — игрок фильшивку даже не увидит. И вообще, не думай про всё это, ищи свою Алёнку или забей, точка... Вообще, я знаю, с кем тебе надо поговорить — лунный луч.
— Это что?
— Кто. Это кто-то, с кем тебе стоит пообщаться. Не конкретный человек, не секта, а... состояние, что-ли, но есть его носители — носительницы, точнее, они сами себя так иногда называют. Твой случай просто вызывает у меня соответствующие ассоциации, а это кое-что да значит, уж поверь старому лешему, ха. Короче, сделай так...

 ----------

Дедуля мне позвонил сам, встретились в тот же вечер. Зачем я ему понадобился, он не сказал, но и мне тоже хотелось поговорить, и я не удержался, чтобы не начать разговор со своего вопроса.

— Сергей Семёнович, а что такое контр-информатика?
— Своя разведка, да?
— Из сети.
— И что же там написано?
— Да про терроризм какой-то, Околицу закрыть...
— Ну и ну, терроризм... Это всё байки, домыслы, а настоящей информации там и правда немного. Точнее, она есть, но очень специальная, и словечки такие популярные там вообще не используются, вот и не нашлось ничего. Но, если интересно, могу рассказать.
— Интересно. Так чего у нас сейчас не так? И что за проблема с Околицей?
— Тут надо издалека зайти. Вы ведь работаете где-то там, на складе, кажется, да? А зачем? Вот, давайте, например, вы завтра весь день спать будете, послезавтра — на лыжах поедете кататься, а там — на море, а потом — всё это ещё раз, и так далее?
— А работать когда?
— А зачем?
— Чё, совсем? Меня ж  на правилке порвут, через три месяца уже — кол влепят, и буду потом с заднего хода последней кафешки вчерашнюю сосиску выпрашивать.
— Неужели? А чего не зайти и не поесть нормально?
— Так кто ж меня пустит, у меня ж для всех низшая нота — До — будет: мерзавец, тунеядец и прочее. Официант не пустит, продавщица ничего не даст.
— Но вчерашнюю сосиску даст?
— Так я ж помру — не жаль ей, что-ли?
— Это сейчас она и сама так думает, что кормит вас из уважения , если вы 5 — 7, или из жалости, если меньше, а на самом деле ей отметка нужна, кого она покормила, чтобы потом на её правилке всё посмотрели на сервере, обсудили её и нотку дали приличную. Кстати, знаете, откуда это слово пошло — продавец, продавщица? От слова «продавать» — отдавать за деньги. Они так раньше делали — просто деньги брали.
— Это чего, те что в бухгалтериях считают — отчётность, статистика всякая? Это ж цифирки просто.
— Не просто цифирки — для крупномасштабных проектов по ним средства выделяют, конкурсы — тендеры всякие. Это тем, у кого высокие ноты, доверяют — семёркам. А раньше по деньгам судили, дать тебе поесть, или хоть помри. И никаких правилок — просто, есть деньги — нет денег, и хоть ты последний убийца — не волнует. Но и теперь — вот, если вы в другую страну поедете — вам ведь особые деньги выдадут на аккаунт.
— Ну, здесь выдадут, там сразу примут, местные нотки присвоят. И чего?
— А то, что не так давно, какое-то время, были одни страны с системой, как сейчас везде, а были другие,  где по-старинке, наличные деньги в ходу оставались. Да и теперь есть в некоторых местах экзотических — очень непривычно, ты поел в кафе, а он стоит, ждёт чего-то, или гонится за тобой. Странно. Хорошо хоть они знают, в чём дело. Вот с особого аккаунта и платишь — его там в ноты не сливают. А сколько денег тебе переведут, чтобы ты там с голоду не помер, от твоего труда зависит и образа жизни — как правилка определит, и какая нота у самой этой правилки, и так далее до пятого знака.
— Я слыхал, там формула строгая, не на словах...
— Да, но в большинстве мест просто — получил в своём МИДе, перевёл куда там у них, они в своей социалке — Околице местной — вам число приписали — нотки, стало быть, и вас уже там пускают — не пускают везде исходя из этого, ну и свои балльчики копят. Вот не станет однажды стран с бытовыми деньгами — и не объяснишь на примере. А промышленные деньги, вы правы, по-другому работают — не то же самое. Но, обратно к продавщице. Мы уже отметили, что жалость жалостью, но ведь она отмечает, что вы взяли?
— Но она не знает, кто я — только какой я, какая у меня характеристика — кратко, по нотам, ну имя там, Вася - Петя, ну в базовый профиль заглянуть может, но там не так уж и много. А что именно я это взял и сколько — только правилка видит, так что причём здесь личности?
— Ну да, но не всегда, кстати. Кое-где система не анонимная, при получении оружия, например, или ядов каких-то. Там и разрешение какое-нибудь потребоваться может, но это сейчас не важно, обычно, как пример, для нашей продавщицы, сервер запись показывает только того, какого типа людей и как она отоварила, мнения окружающих о ней и тому подобное — то что потом на правилке по ней рассматривать будут. Если у неё в клиентах одни двойки — тройки, значит хамка она, с ней приличные люди не общаются, а ей самой плевать, кому продукты раздавать, ей на правилке и самой, например, двойку влепят, будет потом везде с этой Ре оранжевой побираться. А вы знаете, раньше магазины были, где товары просто грудами валялись, а люди, как собаки на помойке, сами их себе в тележки наваливали, никто тебе, как человеку, в руки не подаст, не улыбнётся, но прежде чем уйти, ты деньги отдавал на выходе: это не учёт  был, как для крупных проектов — от них реально жизнь человека зависеть могла!
— Ясно: было — не стало.
— Но это ещё не всё. Представьте себе, что Околица вдруг рухнула. Вы подходите к незнакомцу, а у вас на него ни ноты не играют, ни цвет не загорается, ни цифр нет в очках, ни его имени — вообще никаких сообщений о том, порядочный человек к тебе подошёл, из приличного ли союза и так далее, на все пять разрядов — ничего. Как вы с ним общаться будете?
— Ну, чёрт, не знаю. Я к нему и обратиться-то не смогу без имени или ника — как? «Эй ты», что-ли? Апокалипсис какой-то, это просто невозможно.
— А ведь раньше только в деревнях все друг друга знали, и знали, как с кем общаться, а уже в соседнем городе только деньги и выручали, хоть святой ты, хоть мерзавец — чего хочешь бери, только денег дай, а нет — иди откель пришёл.
— Да, учил я в школе историю, только в таком ракурсе себе этого не представлял. Но это ж средневековье было.
— Не так уж и давно было. Сами знаете, до сих пор для загранпоездок деньги перекидываются. Это, и ещё кое-что очень крепко засело в головы — от ужасов глобализации рубежа XX и XXI веков. Её все так тогда напугались, столько жути было, что до сих пор чтут традиции: границы, государства, хотя в основном народ очень смутно себе представляет, зачем всё это нужно. Тогда, кстати, и информатизации боялись, думали: «вот учтут, посчитают, и по могилам разложат» — через компьютеры, хм. Есть, правда, мнение, что тогда подобные угрозы действительно реальные были, а есть мнение, что нет. Чтут, в общем. Вот, вы уже даже и не знаете, почему вам продавщица улыбается, если у вас последней нотой Си звучит.
— Ясно, но почему это плохо? И почему, кстати, по названию нашей экономической системы договориться не могут?
— Ну, давайте рассуждать. Вот если вы, например, захотите пирожковую в парке поставить, что вы сделаете?
— Ну, в дирекцию парка приду, спрошу, можно ли, и вероятнее всего, разрешат, им это в плюс на правилке. Потом, ну, возьму да и поставлю, и буду для себя «спасибочки» собирать с посетителей.
— Хорошо, частное предпринимательство есть. Значит, это капитализм. Но, с другой стороны, вот, за что вы всё имеете и всем пользуетесь в жизни?
— В смысле?
— Ну, если вы ничего делать не будете, что случится?
— Ну раз в полгода «разбор полётов» в моём низовом союзе, в некоторых чаще — правилка, там посмотрят на меня и кол влепят. И в другой союз не перескочишь — наоборот, чтобы взяли, потрудиться надо. Ну, конечно, если мне всерьёз плохо и помощь нужна, всё равно помогут. Но в вообще — так.
— Значит, в целом, вам — по потребности, от вас — по труду. Это лозунг социализма. Но денег нет, а это — коммунизм. Так что это? Ну, конечно, это так, по-простому, в науке споры совсем другие идут. Но, в принципе ясно, почему договориться сложно? Вообще, современную систему часто с коммунизмом путают. Но это ошибка.
— Коммунизм? Знаю я — это прошлое. Они хотели деньги отменить, ну так у нас их и нету.
— На самом деле, там всё хитрее было, но, если просто, то прежние коммунисты как говорили: каждому по потребности, от каждого по способности, верно?
— Да, но ведь у нас и сейчас примерно так... ну, примерно.
— Так, да не так. Вопрос в том, как определять потребности и способности в каждом конкретном случае. Иначе — человек человеку кто — волк или брат? Человек творец или тунеядец, по натуре, а если все разные, то как быть?
— Вообще-то, правилка это делает — собрание низового союза. Оно каждому члену оценку выносит — последнюю цифру основного профиля, над ней — собрание представителей союзов вторую цифру с конца ставит, и так далее. Основной профиль скрыть нельзя. Азбука. И так каждый случай учитывается, и по каждому вердикт выводится. Вот и всё. Точка.
— Правильно. А вот мог бы человек сам себе ноту присваивать, а потом — сам низовой союз себе. А если это банда? Предпоследняя До сразу в Си превратится, — усмехнулся дедуля.
— Да ясно, что каждый сам себе присвоит — одни семёрки вокруг. В глубине подл народец, и не должен человек сам себе оценку выносить — другим судить надо.
— Вот здесь-то и секрет: судья снаружи, так что ответственность у людей иллюзорная — это просто компромисс. Я даже так скажу: ответственности в природе вообще не бывает, а есть только совесть и обстоятельства. Ну и глупость, конечно, но сейчас — не о ней. Так что никакого коммунизма у нас нет на самом деле. И не пахнет им. Просто раньше деньги были исчислимыми — количественными, а теперь у нас они неисчислимые — качественные, или «деньги, которые пахнут», по старой присказке, а получаем мы не по потребности а по труду, а это социализм, но и здесь не всё столь однозначно. Мы же, контр-информатики, как нас иногда называют, говорим, что человек — это должно звучать гордо, а для этого судья в нём самом должен пребывать, а не снаружи, на правилке. Мы считаем, что совести современному человечеству уже хватит, чтобы и без сетей-компьютеров людьми оставаться. И Околица — это просто растянутая на весь мир деревня в три дома, где все знают, как к кому относиться. Она для каждого задачу «видеть шельму» решает. Так что, благодаря ей, вы всегда знаете, какой человек к вам обращается: уважаемый — из уважаемых — из уважаемых, или хам из хамов, или уважаемый из хамов, но это — главарь банды... шутка. Поэтому, кстати, и тюрем нет — пять единиц в базовом профиле, и для человека тюрьма — вся планета: сами знаете, куда такие рвутся, чтобы ноты себе поскорее поднять — в любой ад, туда, где раньше таких с собаками охраняли.
Так вот, люди, которых объединяют под термином «контр-информатики», хотя это и не организация никакая, даже не доппрофиль,  предлагают поставить эксперимент по зонному отключению Околицы: не исключено, что массовое сознание в основном преодолело уже определённый барьер, и, может, этого электронного костыля — Околицы — уже и не надо. Но есть и противоположное мнение, что этого делать не в коем случае нельзя.
— Ну, а чего не проверить?
— А вы знаете, какими трудами современный баланс был достигнут? А вдруг вся эта система не из стали, а из стекла окажется? Вот чего многие боятся. Да и просто элита — он элита, конечно, но всё же не понимает, как их — пять семёрок — в элитный отель пустят, а алкаша-тунеядца — нет, если профиль не светится? По какому критерию? Раньше также про деньги боялись — это мы тоже часто повторяем. Но опасения эти серьёзные. Поэтому сейчас просто идёт теоретическая дискуссия — можете не опасаться, завтра всё не остановится. Сначала надо наверняка убедиться, что человек изменился.
— А какой он сейчас, как вы считаете?
— Уже не как раньше, система ценностей уже новая, но вот судья пока по-прежнему снаружи. И некоторый инструмент для его работы нужен. Хорошо что не золотые монеты а Околица, но это ещё не качественный скачок, поэтому надо быть крайне осторожными. По сути, в большом масштабе, пирамида ценностей ещё более-менее похожа на прежнюю, сами говорите, "подл народец" — как в старых сказках, но инструменты уже новые. Вот в малом сообществе для его самоорганизации достаточно личных отношений, люди просто всё помнят друг о друге, в более крупном необходимы «узелки на память». В определённом смысле, деньги такими узелками и являлись — не надо помнить, кому чего должен, не надо объяснять, вроде, «он мне дал куницы, я тебе даю сеть, ты ему дай что-нибудь, и все будем в расчёте». Но деньги — это такие узелки, с которыми очень легко мухлевать. По сути, эта система взаимоучёта в отношениях между людьми предельно примитивна. Околица — это как бы система прямого продления памяти и взаимного оповещения, но и она никакого отношения не имеет ни к истинному альтруизму ни к «обществу совести».
— Точно. У нас мужик один в союзе есть, обувщик, Михалыч. Выпить любит, погулять, рекомендации — так себе, явно жалеют люди. Ну и ему никогда выше тройки не ставили. А тут к его дочери друзья зашли и пошутили на тему стандартного телевизора. Она его замучила — нужен хоть один нормальный, авторский, под интерьер. Ну, знаете, ручную панель для телика сделать не велик труд, настройки, заставки — тоже. Но как-то неприлично троечнику к апплайнс-дизайнеру идти. Не принято. Так он знаете чего выдумал?
— Сам сделал?
— Да не, работу профана сразу видно: вычурно и нелепо. Он нашёл мастера в другом городе, который согласился невнятный отчёт написать, вроде «мелкий ремонт, два часа лёгкого». А тот ему — дифирамбов на пол-страницы. И прошло бы, но друзья дочери разболтали — новый телик... А мастер и правда неплохой был, художественная работа. Ну и на правилке обсудили эту тему. Даже дифирамбы те зачитали — все смеялись, а Михалыча жалко было. Влепили ему двойку за жульничество — временно сказали, на пол-годика, а как оценка по системе прошла, ему телекомпания автоматически половину каналов отрубила — у них просто сервер так настроен. То есть, каналы идут, даже со звуком, но чёрно-белые, и везде довольно крупная надпись внизу экрана: «Извините, но мы не можем предоставить Вам данную услугу в полном объёме в связи с качествами Вашей личности. Просим понять нас правильно». Ему-то, может, и начхать, а вот дочка... ха.
Но я вот чего не понимаю. Раньше не задумывался, а теперь интересно стало. Руководство, чиновники всякие — у них у всех высокие баллы в Околице. Они поэтому такие должности занимают, или они как-то по-другому на должности попадают, а баллы — это следствие? Что здесь первично, а что вторично, и вообще какая связь между системой власти и Околицей? Как они соотносятся? С другой стороны, кланы — круги всякие. У них тоже баллы высокие, но они формально ничем не управляют, но при этом считаются очень влиятельными. Как это получается? И я чего-то не помню никакой реформации или революции в истории, которая Околицу какой-то властью бы наделяла.
— Вы правы. На самом деле, связь государственной системы с Околицей непростая. Начнём с системы гос. управления. Смотрите. У нас страна есть?  Есть — Россия. В ней система власти есть? Есть: прямые выборы. На какие-то должности на срок выбирают, четыре года, шесть или на иной срок, на другие — до отзыва соответствующим комитетом контроля, ну кроме тех немногих мест на которые просто назначают, но это не норма. Ещё референдумы есть. Всё — прямое. А система Околицы — пирамида. Там на каждом уровне только своего представителя на следующий уровень выбирают, то есть для высоких уровней выборы не прямые получаются. Кстати, зона действия Околицы с границами страны вообще не совпадает, она гораздо шире. Это тоже — момент. В прошлом, со временем, естественным образом, важнейшим критерием в государственных выборах стала оценка в Околице — ну, как подтверждение личных качеств человека. Принято было, как когда-то марка часов на руке. Это, кстати, даже формально не закреплено — просто естественно. Дальше, в государстве министерства есть? Юридические лица всякие есть? Есть. Идёшь, регистрируешь фирму, и тогда работаешь с деньгами. Но только делать это в большинстве случаев смысла нет: проще хозяйствовать за баллы Околицы. Это как развивалось? Сначала потребсоюзы, артели всякие — вполне зарегистрированные — стали реально совпадать с профилями Околицы. Не все баллами пользовались, многие просто использовали её как вспомогательный инструмент, но постепенно принцип «правилка — баллы — блага по баллам вместо денег» всё больше распространялся, и теперь — можно, конечно, чего-то и за деньги купить, но поискать надо. Вытеснение постепенно шло: сначала — только мелочи житейские, потом больше, больше, и вот уже весь быт, включая жильё, еду, транспорт. А потом в более крупные области пошло. Но целиком весь хозяйственный механизм не захватило, крупнейшие проекты так и остались финансируемые, только наличка окончательно исчезла. Ну и деньги, по сути, учётными единицами стали, их даже красть бессмысленно. А зачем? Нужна вещь — не важно, купил ты её или просто взял, всё равно по системе прошло, а значит неизбежно вопрос последует, с чего это она у тебя? Ну а что государства касается, то теперь это уже совсем чётко работает: на каждом уровне у человека соответствующая оценка должна быть, если директору или какому управляющему балл по Околице снизят, его снимать принято: уже не соответствует. А отсюда — тема «три семёрки слева — элита». У большинства крупных руководителей, кстати, по несколько союзных профилей, из которых один — базовый, остальные — почётные. Это ведь как получается? Пошёл человек в гору, а у его союза оценка — три, например. Ну, может активный человек своими усилиями всему низовому союзу оценку поднять, ну а если там куча бездельников, так и тащить с собой? Однако, связь с народом, так сказать, штука важная. Вот и заявляет он своим: «очень вас люблю, но должен перейти в другой союз», а они ему: «большому кораблю — большое плавание, только останьтесь, пожалуйста, дорогой друг, у нас почётным членом, нам приятно будет», а он «ну конечно, конечно», и так далее. В итоге, его базовый союз меняется, с 3333, например, на 3533, но и в прежнем союзе он по-прежнему числится. Потом снова то же самое, в 5333, и так далее, до трёх семёрок... ну, если дотянет так высоко. Такими «хвостами» принято гордиться. В резюме чиновника это просто бриллиант. В общем, две ноги у системы получается: прямых выборов и пирамидальных рекомендаций. Но это что касается формального чиновничества. Влиятельные круги — другое дело. Высокая базовая оценка — можешь занять должность, но, и не занимая её, ты — авторитет, твоё мнение — вес, ты вхож в сферы, так сказать. Многим это предпочтительнее: мнение свободно выражать, по административной линии не связан. Более того, как говорится, истинные «сильные мира сего», как правило никаких формальных должностей вообще не занимают. И далеко не всегда их сила в базовом профиле отражена. Бывают такие закрытые профили Околицы, статус в которых поважнее базового будет, среди понимающих людей. Или вообще без профиля — на личных знакомствах, как раньше. Или, например,  некоторые союзы искусственно с заниженными оценками по базовому профилю поддерживаются, а люди в них огромное влияние имеют. Но это всё в основном уже внутри трёх семёрок, за редким исключением.
— А когда всё это возникало, как тогдашние элиты к этому отнеслись?
— Ну, во-первых, развивалась не одна Околица, а множество разных систем, тенденция, а это — другое. Конечно, любую тенденцию можно переломить: неправда, когда говорят, что какое-то веяние истории ну уж настолько объективное, что к нему только приспосабливаться можно, потому что «это-де неизбежный процесс вне человеческого влияния, и возврата к прошлому нет». Ничего подобного, любой процесс в обществе и переломить и вспять повернуть можно. Вопрос только ресурсов, риска свалиться в хаос, ну и смысла, конечно... Когда в прошлом элиты на всё это глянули, оно им сначала очень не понравилось: «Что это за  колхозная бурда такая, кто-то там кого-то судит, оценивает, и нас что, тоже будут? А деньги — это что ж, у меня миллионы, у другого — ни гроша, но мы с ним на одном курорте будем, в одинаковых креслах сидеть? И командовать он тоже будет? Да это утопия, не говоря уже о том, что мы такого просто не допустим...» Но на то они и интеллектуалы, что в итоге поняли, что подобные опасения безосновательны, и нашли столько преимуществ, столько гарантий для себя, посерьёзнее простых счетов в банках, которые, к слову, тоже никуда не делись, что все вопросы исчезли. И появились «три семёрки», в которых — все сильные мира сего, начиная от старых семей, и вплоть до новых выскочек. Но только на самом деле там, в трёхсемёрке этой, всё очень путано — незримые кулуары, как говорится. В общем, после некоторых раздумий, тогдашние элиты к этому терпимо отнеслись.
— Ну а как же уровень жизни, собственность? Вот, был у человека дворец, а потом система оценок ввели, а по ней он — никто. Ему что, выезжать?
— Но ведь собственность никто не отменял. Так и владеет. Оценка низкая, но замок — его. Вообще, для человека что на самом деле главное? Его статус. Пирамида ценностей, знаешь? Сначала физиология, потом — безопасность, ну и так далее. Собственность — это только на низших уровнях важно, дальше она как вспомогательный инструмент работать начинает, а там, глядишь, и вообще мельчает её значение. И деньги всю историю были просто одним из инструментов. Можно другие использовать, как у нас баллы теперь. В общем, если человеку недостаточно просто в замке сидеть, а ещё уважения, признания хочется, самоактуализации, так сказать, то этот  замок ему, конечно, только мешать будет: "вот, расселся тут, барыга, уважай его ещё".. С другой стороны, если он большого уважения заслуживает, кто ж его этим замком попрекнёт? Это — зависть уже выходит. Так что никто ничего не потерял. Просто жалкие барыги какое-то время по своим замкам бродили как приведения, никому не нужные. Так же как если я всё брошу и вообще что-либо перестану делать, физически я не стану жить хуже, то есть я не умру с голоду и не замёрзну, меня не станут бить или принуждать к чему-либо, кроме соблюдения базовых общественных норм. Даже вещи, окружающие меня, в большинстве случаев, не утратят своих функций, просто для меня всё станет ничтожным: стандартные, примитивные вещи, стандартные приборы, в сети я буду невидим практически ни для кого, так как мои комментарии и материалы не будут отображаться у тех, кто поставил фильтр на оценку, а это практически все. Фирмы из госплановских списков не будут меня принимать, даже авторучка в моём кармане будет не лично для меня мастером сделанной, а простой пластик. Рестораны, театры, кино — всё недоступно, хотя увидеть любую запись, попробовать любой вкус, услышать любой звук — все эти возможности в принципе будут, но всё это будет не то. Поэтому-то люди и борются, им крайне важно, чтобы не загорались красные лампы тут и там, когда они мимо проходят. И с замками, с грудами золота и собственными островами — то же самое, если я сам — ничтожество. А настоящие интеллектуалы и без гроша в замке будут жить и никто слова не скажет. Наоборот, на правилке говорить будут: «благодаря тому, что товарищ такой-то в нашем союзе, нам — честь и почёт, и наша оценка благодаря ему высокая, но попрекают нас другие: что ж такой человек у нас в комнатушке ютится? Давайте попросим его в замок переехать». Как-то так, примерно. Ну а круги — это уже уровень самоактуализации. Там любой формализм вторичен. Есть должность — нет должности — тактически существенно, но стратегически не принципиально. Вот климат улучшить на какой-то территории без вреда, проект огромный запустить — полёт в другие миры, например, или сущность сознания исследовать — это задачи. И естественно, это заслуживает уважения, а отсюда — семёрки, но в данном случае уже не как цель, а как следствие, в отличие от карьериста какого-нибудь...

Беседовали мы ещё долго, интересный разговор вышел, и к Мишке я зашёл в отличном настроении. Он как всегда читал книгу.

— Привет. Знаешь, а дедуля крут. Я понял, он считает что человек не постоянен, ну, в эволюционном смысле. Он меняется в своей основе, совершенствуется, сознание развивается не только в направлении ускорения устного счёта да логики, но и... вверх, что-ли, и близится эпоха, когда сам принцип «ты мне — я тебе» вообще уйдёт в небытие, как бы дико это сейчас ни казалось. Люди будут читать про наши времена и удивляться: «Какой фигнёй они там занимались, идиоты. Какие огромные усилия тратили, чтобы всё учитывать, кто сколько взял, сколько дал, на правилках па?рились, в то время как можно просто: ему надо — сделаю. Он, если кому надо, тоже, естественно, сделает, и незачем проверять, а теория игр, эгоизмы разные — это всё для архантропов в джунглях, мы же люди, понятием обладаем. И если надо что-то очень большое сделать — ну, собрались, договорились, не бараны же мы и не волки: язык, мозги, совесть имеются». Как просто! Сколько ненужной суеты уйдёт! Ведь родился — живёшь. А жить просто так что, не скучно? Значит, что-то делать надо. Интересно же, и приятно, когда людям благодаря тебе хорошо. Это и зверю приятно, а уж человек миллион способов придумать может, как такой кайф словить. Да это и просто хорошо. Здравый смысл!

Мишка закрыл книгу и устало посмотрел на меня.

— Н-да, эк тебя... Здравый смысл, да? Человек развивается, да? А ты надёжно проверил, что это именно он сам тоже, а не только обстоятельства вокруг меняются, заставляя его действовать по новому? Просто знания копятся, а ресурсы всякие убывают, заставляя его как бы меняться, а верни всё на прежнее место, и получишь того же дикаря. Помнишь, я говорил, что нашему строю никак название не подберут?
— Помню.
— Так вот, есть оно, название, его все знают, только произносить не хотят. Цифровой традиционализм... Что такое традиционное общество слышал?
— В школе. Древние времена, суеверия, феодалы...
— Во-во. И смотри. В те времена в основном натуральное хозяйство было: вырастил — съел. Бoльшая часть людей сельским хозяйством занималась. Ну и охотой. Ну и грабежом, конечно. Деньги, торговля — небольшая добавка, в основном — заморские товары для сильных мира, для демонстрации их высокого статуса. А иной человек мог всю жизнь прожить, и не в лесу, а в деревне, и ни разу не иметь ни одной монеты. Она ему просто не нужна была. На подножном корму, так сказать. Ну, а у нас сейчас? Процентов пять людей занимаются сельским хозяйством, всеми индустриями, крупной наукой, и вообще всем для чего больше сотни человек вместе собрать требуется. Уровень, конечно, не тот что раньше: высокие технологии, культура... Ну а остальные девяносто пять поют, пляшут друг для друга, на заказ шьют, мебель делают. Табуретка ручной работы, под вид из окна, у тебя ручка в кармане с собственным именем, в соответствии с образом юного мечтателя с голубыми глазами, да? В телевизоре только панель и плата стандартные, а корпус уже дизайнер делал?
— Под старый кирпич, ранний сверх-модерн в северном весеннем стиле.
— Во-во, у скрепок для бумаги двести стилей, я слыхал.
— А это плохо? Да я и не пойму, как ты наш век со средневековьем сравниваешь? Даже если объяснишь, всё равно это будет такая натяжка, что дальше некуда. Так и Луну с яичницей спутать можно. Да я даже не представляю, как наша система вообще умудрилась возникнуть. Ведь она же — абсурд с точки зрения человека, например, двадцатого века, а ты про древности какие-то...
— Не видишь, да? Ну а вообще как ты традиционное общество понимаешь? Кроме картинок из музея? Нет, погоди, я сам скажу. Хоть не философ, но постараюсь, как умею.
Ну, как традиционное общество работает в предельном упрощении, если описать на бухгалтерском языке? Общий принцип прост: есть группа, в неё входят элементы — просто люди или подгруппы. Если элемент, человек, например, причинил кому-то вред, например, на сто рублей, как раньше мерили, то, значит, попавшись, он должен вернуть, раз — эти сто рублей и, два — ещё, например, столько же, ну или некоторый эквивалент этой суммы, допустим, в виде тюремного срока или порицания, смотря что в данной среде принято за эквивалент. Эта вторая сотня, во-первых, урок, что так делать не надо, а во-вторых — компенсация пострадавшему за неприятность — моральный ущерб, что называется. Но группа, в которую данный элемент входит, может его прикрыть, взяв на себя компенсацию. Однако, при этом сумма увеличивается, так как появляется дополнительный моральный ущерб для пострадавшего: конкретный обидчик ушёл от ответственности. Это существенный фактор, и сумма компенсации возрастает значительно, например, до тысячи — в пять раз. Столько группа должна возместить — клан, сословие, круг, союз... При этом, внутри группы идёт разборка с данным членом «по понятиям», которые могут быть очень разные, и это их внутреннее дело. Однако, всё это ещё не залог стабильности. Важно, чтобы сумма ущерба для члена внутри группы в норме не превышала того, который он понёс бы в одиночестве, то есть, прикрыв своего члена, который сам должен был бы отдать двести рублей, группа отдаёт тысячу, но с него внутри не может потребовать больше тех же двухсот. Если обычай иной, группы будут нестабильными и будут часто распадаться. Но трюк в том, что внутри группы может быть своя собственная система эквивалентов. Например, внутри одной сто рублей неформально равно дню работы, в другой — порицанию, в третьей — плевку в лицо, а в четвёртой — сечению розгой по пяткам, как, например, на Востоке.
— Ну а если убил?
— Низший закон — око за око, но идём выше: в любом обществе есть система эквивалентов, то есть человеческая жизнь всегда что-то стоит. На уровне общества, внутри сословия, группы, подгруппы — по разному. И тут то же. Например, на уровне всего общества смерть равна смерти обидчика, но она же — двадцати годам тюрьмы, или одному миллиону рублей, или отрубанию руки — бывало и такое. Считаем. Сам человек должен отдать — один да один — два миллиона, так? Значит группа — клан, например — десять миллионов. Группа, заплатив десять, прикрывает члена. Тогда внутри группы человек должен отдать сколько? Два, так как не должен отдать больше чем в одиночестве. Конечно, цена членства тоже существует, ну, будем для простоты считать, что она также равна одному миллиону. У самой группы есть своя, внутренняя оценка совершённого проступка. Два плюс один — три миллиона по внутренней шкале эквивалентно уже не — три по двадцать — шестидесяти годам, а, например, плевку в лицо, что означает резкое снижение внутреннего статуса. Виновный получает плевок, теряет статус, и — все в расчёте. Пострадавшие получили миллион — цену жизни, плюс столько же — моральный ущерб за событие, плюс четыре раза по два — за то что виновник лично ушёл от их возмездия, итого десять. Но может оказаться так, что внутри конкретной группы убийство именно этого врага стоит не минус а плюс миллион, что у них равно поцелую от главы клана и празднику в честь героя. Убийца получает всё это и — все снова в расчёте...
— Но пострадавший остаётся не доволен.
— Это означает одно из двух. Либо его собственная оценка не соответствует общепринятой в той среде, в которой данные группы действуют как элементы, и тогда дальнейший конфликт имеет смысл переоценки эквивалентов в такой среде, либо поставлен под сомнение факт принадлежности обидчика к данной группе или подозревается наличие какого-то межгруппового альянса. Тогда ставится под сомнение существование группы как самостоятельной единицы. В любом случае, прямая атака на обидчика воспринимается как атака на прикрывшую его группу, и начинается «установление межклановой справедливости». Ну, это всё конечно, жутко грубо звучит, цивилизация давно навела на всё лоск и блеск, но в фундаменте и теперь — вот такие джунгли. Информационные системы, собственно, обеспечивают техническую поддержку именно этого базового принципа. Упрощают учёт и оценку, так сказать. Конкретно, Околица этим занимается, просто чуть-чуть успешнее других решений, в ней реализована простая идея: цифровая эмуляция некоего абстрактного традиционного общества, со всеми его конунгами да шаманами. Ну, конечно, в менее людоедском варианте, чем это было в прежние века. Вот и прижилась... Так что никакого абсурда. Просто цифровая поддержка традиционных отношений. А ты говоришь, человек меняется... А что главное в такой среде? Мистика, суеверия, право привычки, касты, ордена, ложи, колхозы, союзы, круги... Это я намекаю.
— Но ведь круги — они не по привычке, они дело делают. Без них, вон, и погоду-то не скорректировать, не говоря уже о большем.
— Да, дождь не вызвать, не попрыгав с бубном... Нет, не слушай меня, я просто устал сегодня. Конечно, у нас традиционность на другом уровне работает. Не надо всему народу на поле, в шахтах горбатиться. Роботы, самолёты, творчество — виток спирали, так сказать. Только причём здесь изменённый человек? Просто колесо вертится.
— Да ты сам мистик.
— Заразно, с тобой станешь. Так ты что ж значит, в оборотни решил податься?
— Чего это?
— Да слухи ходят, что в Коло Бера в медведей превращаться учат, а ты ж туда теперь? — он засмеялся. — Но я уже понял, помощь нужна, а я, знаешь ли, человек добрый, хоть и мистик. «Потому что хорошо», здравый смысл, как ты говоришь, гы. Друзьям помогают. Давай, ставь задачку.

Инструкция по поиску Лунного Лучика была хитрой. Сергей, когда объяснял, сначала так закрутил, про ртуть, серу, войну в сосуде... Но я пресёк.

— Извини, — говорю, — прости дурака, давай по-русски.
— А вот это ошибка, — он добродушно усмехнулся, — я тебе ключ дам, но этого мало. Надо ориентироваться в разных штуках, а то разговора не выйдет. И учти, это не ты её найдёшь, твоя задача в том, чтобы она тебя нашла. Ну, всерьёз в голову брать не хочешь, так хотя бы просто прочитай внимательно.

Он дал мне подсказки, линки, некоторые с паролем — «дань традиции», говорит. Читал я всё это две недели, и в итоге стало ясно, что Алёну мне не найти, если не проявить желания заниматься всем этим всерьёз. Единственная тема, на которую имело смысл говорить с Лучиком — это моё намерение пройти собеседование для вступления в круг. Врать я никогда не умел, так что надо было и правда захотеть. Алёнки по-другому не видать, а терять её я был совершенно не намерен: как только попытался рассмотреть такой вариант, тут же понял, что этого не случится. Жизнь представлялась серой и пустой, да тут под боком ещё целый странный мир, который и до того, вроде, никуда особо не прятался, за ним никуда не надо было плыть, падать в норы, а просто понять, что тебе от него действительно что-то по-настоящему нужно. И  тогда — вуа-ля, как по лыжне приходишь к воротам... Да и мысль об универе стала тяготить: а ту ли стезю выбрал? А то ли мне нужно? А не помру ли я потом от скуки? Кто со мной там так поговорит, как эти люди — дедуля, Сергей. Даже Мишка не тот. «Традиция», говоришь? Вдруг именно это и стало очень интересно.  «Ну, традиция так традиция. А чё, достойная альтернатива биному Ньютона. Да и он ещё, поди, пригодится, они ж  по НИИ да фирмам. Статус, уважение... Пошлость. Алёнку искать».

Принцип охоты на Лунных Лучей был оригинальным: что-то вреде профиля-чудо. Какие-то особые параметры, которые значили не то рекомендации, не то пароли, краткое резюме про себя и небольшое эссе, в котором мне пришлось описать свои интересы. Сам термин «лунный луч» упоминать было запрещено. Главным условием было то, что по профилю онлайн не должно находиться ни одного контакта, а количество мобильных, в реале, не должно превышать пяти.

— Добавь обязательные ссылки на ресурсы, куда ты заходишь, но не упоминай свои ники, аккаунты. Никаких профилей в соцсетях. Создай собственный парный атрибут и внешнюю часть добавь в профиль как необязательный, — учил Сергей, — в атрибуте не упоминай никаких особых терминов, названий кругов — только общие слова. Какие — это уж, извини, ты сам должен придумать. Они твой уровень понимания должны отражать — не мой. Играй, короче.

Советов у Сергея было много. Несколько часов я бесплодно бил по кнопкам. Получалось то тысяча онлайн, а изменишь «сказки» на «легенды» — ноль везде. В атрибутах вообще пришлось быть очень кратким. Любая отвлечённая мысль сразу давала ноль совпадений. В итоге, громоздкий и нелепый профиль стал более-менее соответствовать советам Сергея, онлайн не было никого, а в реале — семь анонимов. Связаться с ними можно только реально оказавшись поблизости — не через сеть, и, поскольку узнать, пять у меня реальников по этому профилю или больше кому-либо было технически невозможно, я решил этот профиль пока включить и продолжить эксперименты. Пять реальников никак не получалось. Число скакало от нуля до тысяч, онлайники то пропадали то появлялись. Я устал и лёг спать. Утром новый профиль показывал ноль онлайников, семь реальников. Вдруг компьютер булькнул колонками и профиль сработал, выскочило окошко хендшейка — связи двух профилей в реале. Это должно было значить, что кто-то находится совсем рядом и имеет правильный профиль — не такой же, но фильтры и атрибуты сработали. Пошутить, подобрать специально невозможно, значит этот кто-то действительно тот, кто мне нужен. Если это только сам Сергей не шутит, хотя и он не смог бы. Я вскочил и выбежал из дома. Дверь у меня выходит на небольшой парк, никаких люков — подворотен вокруг нет, соседи все знакомы, обладатель профиля может находиться только на дорожке или в парке — метров пятьдесят, совсем рядом. Но никого не было, только в кустах мелькнул серый хвост какой-то здоровой собаки. «Видимо, собака соседки через три дома. У неё овчарка крупная. Но что ж  она просто так по парку бегает?», — некстати подумал я и пошёл к деревьям. Найти никого не удалось и я пошёл домой. Глянул на мобильник, окошко активной связи уже пропало — гость ушёл, но в списке прошлых контактов появилась новая запись: «Внешний подтвердил. Свой игнорировал. Просмотреть событие». «Идиот, сразу бросился на улицу, надо было хендшейк подтвердить, а теперь — повторится ли? Блин, любят они таинственность, подкрасться и ускользнуть, онлайн — ни-ни, сколько таинственности», — усмехнулся я и открыл описание пропущенного события. Софья «Лунный Лучик», без фамилии. Приятная темноволосая девушка лет двадцати пяти, «без примет». 7757 — странный код. Две семёрки — ещё не Олимп, третья пятёрка — как нарочно для этого — ближайшая нечётная, а я уже образованный. Они суеверные, чёт не любят. Что ж такое? Наверное, кадровик из-за круга может так выглядеть: неуклюжий компромисс между конспирацией и гордыней, как золотой трон, покрашенный под фанеру. Впрочем, вряд ли они себе по желанию оценки выбирают. Это уж вообще полная власть была бы, но подгадать можно, если очень хочется — такой круг, для таких людей, туда их и переводят. Возможно. Но тогда уже не капризы, а принцип какой-то. Впрочем, всё это домыслы, всё равно надо поговорить, и все дела. Лёгкий квакающий звук привлёк моё внимание к списку возможных контактов. Ноль онлайн, ноль в реале. Профиль недееспособен. Видимо, какой-то Серёгин одноразовый атрибут отстрелялся. Я открыл комментарии к событию. Вот оно! «Привет, Ваня. Поболтаем? Приезжай:...» Адрес в небольшом подмосковном городке, послезавтра в четыре.

----------

Приехав на место, я вошёл в парк, про который написала Софья, и сел на лавочку у небольшого пруда с рыбками. Парк был небольшой, густо зарос деревьями, рядом — церковь и небольшой памятник — воин с фуражкой в руке, под ним — свежие цветы. Софья уже увидела меня и подходила, говоря с кем-то по телефону. На ней был довольно строгий модный костюм, несмотря на жару, застёгнутый на все семь пуговиц, из украшений — только серёжки в виде маленьких цепочек, скорее змеек, слегка искрившихся при её движениях.

— Да, конечно, Валентин Александрович, не буду... не слишком... хорошо, — Софья убрала телефон и обратилась ко мне, — привет, Иван, долго искал? Ну, давай знакомиться, — она села на скамейку рядом со мной. Интересно, а как тебе в голову пришло такой странный профиль составить? Подсказал кто-то? Любопытно.

"И не говори, кто тебя научил. Ни про меня, ни про дедулю. Лучик много знает, но не всё. И не надо, чтобы знал. Тебе это повредит, но Лучик и не будет настаивать, таковы законы жанра", — учил Сергей.

— Да, человек один, вы его не знаете...
— Давай на ты. Человек — хорошо, что не пингвин. Ну да ладно. Так о чём болтать будем?
— Ну, про профиль мой... Волшебный профиль — игра такая...
— Их делают, когда хотят чего-то особенного, необычного. Ты, как я поняла, мистику любишь, эзотерику всякую. Наверняка в мистериалах — постоянный герой?
— Не играю.
— Надо же, в то играешь, в то — не играешь, — усмехнулась она, — А вот у меня тоже есть игра: я сама не вру и общаюсь только с тем кто не врёт. Сыграем? — Что-то мне подсказывало, что играть она в это умеет, и я решил не особо выдумывать.
— Человека я искал, который в Коло Бера ушёл, но это было сначала. А пока разбирался, ясно понял, что и мне туда надо, — я рассказал про свои размышления об университете, о скуке и о том, что вся эта картинка мира мне надоела, хочу увидеть те подпорки, которые эту ширму держат, — Но мистериалы меня правда не интересуют, — там всякие мистически контуженные, их байками развлекают, в обряды играют, стишки... Ерунда это. Мне не экшн нужен, а смысл. То есть, поначалу мне Алёнку найти хотелось — ты её, случайно не встречала? Ну, она такая...
— Не вхожа.
— Ну... ну, а потом вдруг понял, что мне не только это надо, но и то, куда она ушла. Теперь точно ясно. Я как здание универа теперь вижу, сразу тоска такая...
— Великих секретов охота, особенным быть, да? И ты решил, что без тайных сил тебе просто жить как все неинтересно? Наше злато — не злато черни, да?
— Ехидничаешь? Да нет, не надо ни сил, ничего — только чтобы тоска прошла, и Алёнку найти.
— Ну ладно, расскажи тогда, хотя бы, как ты это всё себе представляешь, что знаешь? Как видишь для себя всё это? И не надейся на чудеса: чем дальше за ширму, тем всё строже, а не романтичнее. И сил не добавит ни грамма. Только покажет, как ты слаб и как с этим ничего не поделать — только научиться жить ещё и с этим. Давай.

Я долго говорил. Выдал многое: и что вычитал и просмотрел в сети, и из разговоров недавних. Последнего меньше, так как опасался случайно  про источники проболтаться. И что за игра такая дурацкая, как в старых фильмах про буржуев: "посредники клиентов не выдают", "коммерческая тайна"... Война дворняжек на помойке. Но — обещал.

— ...и, в особенности, Бёра, сына Бури, отца Одина — бога яростной стихии, ураганов. Он меня теперь завораживает.
—  Через сорок тысяч лет скитаний возвращался ветер к старой маме... — задумчиво пропела Софья.
— Что это?
— Да так, песня старая. Но почему он? Не добрый дух. Дикий зверь, даже вслух сказать — беду накликать. Ты, наверное, внутренне жестокий человек.
— Да нет, просто он — как бы прародитель, и не зря весь климат планеты теперь от его слуг зависит.
— Ах, так вот откуда ноги растут. Контроль климата, единая модель, математик... Тебе это интересно?

Я рискнул рассказать про лекцию — я, кстати, к тому времени уже ещё несколько таких посетил. Там, вроде, никому ничего не обещал, так что сказать можно. И про цветок завядший, и про сон на лавочке, и как мне Алёнка нужна — всё одно к одному.

— Нет, ты просто прагматик. И, знаешь, это нормально. Я, хоть к Коло Бера и не отношусь, тем не менее, могу помочь немного, им прагматики нужней фантазёров. Но... что-то ты запал на северные мифы. Ну, а как ты мыслишь? Умеешь между строк читать, суть вещей видеть? Пойми, мне это важно, ведь если я тебя рекомендую, а потом окажется, что ты — остолоп двумерный, примитивный фантазёр, какое ко мне отношение будет? И даже не думай, что тут в баллах дело, мне и самой неприятно себя будет глупой сознавать, так что — знаешь, не убедил ты меня чего-то... пока. А ну-ка, переубеди, как хочешь. И учти, — она посерьёзнела, — да, правильные люди — ценность, но некоторые экзамены не пересдают.

Мне стало не по себе, я понял, что это не шутка, что путь к Алёнке здесь и захлопнуться может. И втайне осознал, что, всё-таки, она для меня важнее всех этих ширм и их подпорок. Наверное, Софья это тоже понимает, поэтому и не верит моим дифирамбам всем этим богам. Н-да... Я не знал, что сказать, но Софья, похоже, не спешила, напряжения не чувствовалось. Я огляделся. В парке было людно. Мамы прогуливались с колясками и сидели на лавочках, старички играли в шахматы, высоко поднимая ноги, мим, в потешном страхе, убегал от воображаемой собачки, дети смеялись. Кое-где стояли отдельные люди, больше пожилые, с табличками, на которых было слово «Справедливость». Прогуливающиеся, проходя мимо них, смотрели на свои мобильники, читали, с какой проблемой столкнулся человек, чего он считает нечестным, потом начитывали в них, реже забивали вручную, свой коммент для него. С некоторыми вёлся оживлённый спор. Необычный, очень печальный человек стоял у тополя, смотря себе под ноги. У него был пластырем заклеен рот, на табличке значилось «7 — 1 Прощение». Ближе к нему, но на некотором удалении, стояло больше людей, некоторые негромко переговаривались между собой, смотрели на свои мобильники, что-то в них нашёптывали, качали головами и отходили. Серьёзно виноват, видимо. Жалость собирает для правилки. Интересно бы узнать, что там, но не сейчас. "А некоторые ещё попытки самоубийства устраивают, чтобы правилку разжалобить", — некстати подумалось.

На соседней скамейке сидела молодая мама, её дочка играла рядом. Софья автоматически достала зеркальце и глянула в него. Девочка заметила и подошла. С любопытством посмотрела на зеркальце, помедлила, приблизилась и сделала виновато просящий вид. Софья глянула на неё и улыбнулась.

— Привет, красавица. Спросить что-то хочешь.
— Здравствуйте, тётенька, меня Верой зовут. У вас зеркальце хорошее, а у меня вот тут вот что-то, — она ткнула пальчиком себе в щёку.
— А ты, Верочка, модница, наверное, зеркальца любишь?
— Извините её, ещё такая маленькая, а уже мимо зеркала пройти не может, у всех выпрашивает, весь дом уже полон, — мама посмотрела на дочь, обвиняя, — Верочка, я же говорила, это очень некультурно.
— Ах, Верочка, как я тебя понимаю, — улыбнулась Софья. А ты не боишься?
— Чего? — удивилась девочка.
— Ну ты разве сказку не знаешь, про хитрый ручей?
— Нет.
— Хочешь послушать?

Девочка кивнула. Её мама глянула на нас, слегка улыбнулась и раскрыла книгу. Я не мог решить, чего хочет Софья, похоже, ей действительно просто ребёнок понравился.

— Давным-давно жила-была девочка и звали её Маша. Жила она с мамой, а ещё был у неё дедушка. Но был он очень секретный учёный и много-много лет жил далеко-далеко, в секретном месте, так что Маша его никогда не видела, и даже фотографий, и видео с ним она никогда не видела, потому что было нельзя. Но зато мама ей очень много про него рассказывала, какой он, как выглядит, как улыбается, какие у него глаза и волосы — только про работу не говорила. А ещё она часто повторяла, что Маша на него ужасно похожа. А сама Маша думала, «как же девочка может быть на дедушку похожа, или дедушка на девочку — как правильно?»
— И вот, пошла однажды Машенька из дома в лес погулять, а в лесу ручей был. Много деревьев вокруг стояло, и было у ручья темно и страшно. Только Машенька не боялась, ведь это был просто лес у дома. Заметила Машенька ручей и подошла к нему, наклонилась и увидела своё отражение. Но было оно необычным, потому что ручей тёк, плескался, её отражение двигалось, было не точным, и, хотя Маша знала, что это она, ей показалось, что кто-то гораздо более красивый и любимый смотрит на неё. Она подумала, что, наверное, это её дедушка. Она наклонилась ниже, ещё ниже, и упала в ручей.
— Она утонула?
— Нет, под водой было дно. Она испугалась, оттолкнулась него, вздохнула, вскочила и убежала домой.
— Значит всё хорошо. А это вся сказка?
— Нет, конечно, — улыбнулась Софья, взглянув на меня.
— Дома Маша успокоилась и постаралась забыть про случившееся. Но ручей не забыл. Машенька была такой милой, такой красивой девочкой, и так любила того, кого она увидела в ручье, что от этого он ожил и запомнил красивую девочку. Но так как он тёк и плескался, то одно отражение разбилось на семь, затем больше и больше, и вот уже тысячи капелек радовались Машенькиной красоте. А ночью над ручьём встал туман. И состоял он из этих капелек. И решили они: «надо нам найти то прекрасное чудо, которое мы увидели». Туман поплыл и приплыл в Машин домик, просочился через щёлочки в оконной раме и повис над Машенькой. Она открыла глазки и, посмотрев на туман, увидела своего дедушку — красивого — красивого. И он позвал её в лес, к ручью. Она не верила, что дедушка может обмануть её, но туман и не хотел её обманывать. Он не хотел делать ей ничего плохого — только дать любви и счастья. Но ведь сам он был не дедушкой, а просто водой... И вот Маша вернулась к ручью. А там тумана было ещё больше, и все его капельки очень обрадовались. Все они стали летать и плясать вокруг Маши. Она пела — «дедушка, дедушка», они пели — «капельки, капельки». Луна искрилась в них, и на Машином лице, так как от тумана она промокла. Но она продолжала играть и петь с ними, и она уже пела «Капельки», они «дедушка» и «девочка» и «капельки» и наоборот — по всякому.
— Ужасы какие-то, — усмехнулся я. Софья посмотрела на меня и спросила, как мне показалось довольно резко:
— Прекратить?
— Чо? — наверное я в тот момент выглядел глупо. Софья улыбнулась и повернулась обратно к ребёнку.
— Машенька так радовалась красивым отражениям вокруг, что ей стало казаться, что она тоже капелька тумана, а им — что они Машеньки, и дедушки, и капельки и Машеньки... А дома мама заметила, что дочка пропала, очень разволновалась, подошла к лесу и стала её звать. Но Машенька, хоть и слышала, думала, что это только шелест листвы и звон ручья, и не пошла к маме. Тогда её мама позвонила Машиному дедушке и он тоже очень испугался за свою внучку и, хотя и был он очень секретным,  сказал, что сразу же поможет, и прислал самого лучшего разведчика, который только был у него в подчинении. Разведчик тут же прилетел на самолёте и пошёл в лес. Подходя к ручью, он увидел в чём дело и понял, что просто так капельки не отпустят девочку, да и сама она не захочет идти с ним. И решил он поступить хитро. Он решил тоже притвориться капелькой. Он снял плащ, в котором приехал, брызнул на себя из того же ручья и весь покрылся Машиными отражениями.

Софья остановила рассказ и посмотрела на меня.

— Извини, тебе не скучно? Или, может, ты спешишь?
— Да нет, — я сделал вид, что не спешу и мне всё равно. «Странно как-то, чего это она с со мной поговорить пришла, а с посторонним ребёнком разболталась». Софья вздохнула и продолжила:
— И вот они плясали и плясали. И хотя Маша устала и замёрзла, она уже настолько сильно верила, что она капелька, что забыла, что можно просто уйти домой. А разведчик наоборот, увлёкся и просто ни о чём не думал. Ручей убедил его, что это его место и что надо плясать. А тем временем, Машина мама, не дождавшись никого, снова позвонила её дедушке. На этот раз он забеспокоился совсем сильно и, хотя был он очень секретный, но сам прилетел и стал громко звать внучку. Ручей услыхал и испугался, что любимая им девочка убежит и раззвенелся, разжурчался пуще прежнего, капельки тоже зазвенели, туман зашумел листвой деревьев и луна засеребрила её ещё ярче и холоднее. Но весь этот шум заставил разведчика очнуться, а Маша впервые обратила внимание, что рядом пляшет кто-то, кто не капелька. Разведчик схватил Машеньку за руку и она поняла, что надо бежать с ним. Он отряхнул с себя и с Маши воду, схватил свой брошенный плащ и накрыл им их обоих. Так они и прибежали домой. Только дедушка, когда увидел, что они выбегают из леса, сразу улетел, так как ему было нельзя оставаться. Разведчик с Машей вошли в дом, Машина мама его поблагодарила, угостила чаем и подарила ему новую красивую фуражку. Тут и сказке конец. На, держи, — Софья протянула девочке зеркальце.

Заворожённая сказкой, девочка молча взяла его, даже не поглядев. Постояла секунду, тихо поблагодарила и убежала к маме.

— Ничего себе сказочка для маленьких детишек.
— Очень старая... Не понравилась?
— Да, непонятно, с чего это вдруг вода в пляску пустилась? Ведь это Машенька плясать любила.  Натяжка какая-то в сюжете.
— Ну, и это в воде отразилось, её любовь к пляскм...
— Тогда значит, родители виноваты, дедушка этот: воспитание, наследственность, — попытался я пошутить.

На мгновение Софья задумалась.

— Так, — она переключилась на энергичный лад, — всё ясно. Парень ты ничего. Дам тебе рекомендацию, можешь его на собеседовании показать, адрес — в ней же. Без гарантий, но может быть поможет. Когда придти собираешься?
— Ну, ждать не хочу, но подготовиться надо. Я же ещё не читал... не всё прочёл, что положено. Да и вообще, последнее время у меня как-то тяжело науки идут.
— Что так?
— Да не, всё нормально... Через месяц можно? — Софья забила время и перекинула мне файл, — А вы детей любите.

Мимо проходил маленький мальчик, посмотрел на Софью и улыбнулся, но она, будто чем-то озадаченная, бросила не него холодный взгляд и отвернулась.

— Только девочек, да? — усмехнулся я.

И тут случилось что-то странное. Софья повернулась ко мне, немного скривила лицо, став как бы слегка вульгарной и сказала:

— Кто у нас не первый, тот у нас второй, но ты не спеши, пока зелёный.

Я окаменел и похолодел внутри: «Идиот, вот она как поняла, как намёк, что-ли? Ужас, ужас».

— Да нет, я не то... — я чувствовал, как краснею.

Но она снова стала нормальной и легко, открыто рассмеялась:

— Извини, не могла удержаться, хотела посмотреть, как ты краснеешь. Забудь, правда... Ну хорошо, готовься, эзотерик. Пока.

Мы тепло попрощались, она прошла со мной ещё пару шагов, неприятный душок от последнего момента рассеялся и она удалилась. Я подошёл к автобусной остановке, постоял и посмотрел вокруг. Из парка я вышел, зелени стало меньше и оказалось, что местечко и правда выглядит довольно симпатично. Здесь, должно быть, приятно жить, спокойно. В своё время Москва распухала во все стороны с тревожной скоростью. Остановилась, схарчив Кокошкино. Ещё немного, и Апрелевкой называлась бы только автобусная остановка, но процесс встал, и вот, поди ж ты — целый город. «Н-да, разговорчик, однако. Зачем он вообще был нужен? Рекомендация — хорошо. Наверное. Но... Ладно.» Я постоял ещё, готовясь к московской суете, вздохнул и вошёл в автобус.

После встречи с Софьей мне ночью долго не спалось. «Чертовщина какая-то. Ну зачем всё это было нужно? И с чего это вдруг она дала мне рекомендацию? И хорошо это или плохо? Может, это как чёрная метка — не брать ни в коем случае? Де не... Бред какой-то». С большим трудом, я всё же заснул. Снилось мне, что я шёл на экзамен. Ощущения были странными, ногам и всему телу было тесно. Оглядев себя, я одновременно увидел и вспомнил, что специально оделся очень тщательно, так как решил, что сегодня — день моего триумфа. Я прекрасно отвечу и все обязательно будут аплодировать. Я был в узком сером костюме. Ужасно жало под мышками, но я, почему-то, знал, что так сейчас модно. Материал костюма был какой-то блестящий. Вместо обычных кроссовок на ногах были чёрные ботинки, лакированные, жутко узкие. Голову что-то стягивало, но, потрогав её, я понял — вспомнил, что это не головной убор а густо лакированные волосы. Я не видел, но знал, что они блестят и выглядят стеклянными.

Экзаменационный зал оказался не из тех, в которых я привык бывать. Обычно, они больше и забиты всякой демо-техникой. А этот был средних размеров, с отделкой деревом, довольно светлый. Почему-то я его помнил, но не знал откуда. Незнакомый пожилой профессор стоял на кафедре и сверлил меня глазами, не говоря ни слова. В зале присутствовало достаточно много народа, в основном студенты. Они сидели за столами, уткнувшись в свои бумаги. Было ещё несколько человек, которые молча стояли тут и там, но их я не рассмотрел. Профессор резко назвал мою фамилию, отчего я вздрогнул.

— Вы, конечно, готовы. Вы прекрасно знаете математику, ваши недавние работы поразили даже моих коллег. Так что для начала прошу вас объяснить вот это, — он нажал что-то и на экране, которого я до этого не заметил, отобразилось множество формул. Шрифт был крупным и я обрадовался: «сейчас, не сходя с места, отвечу, чётким, громким голосом, и зал взорвётся аплодисментами». Но, посмотрев на экран, я с ужасом понял, что не знаю ни одного значка, ни одного символа из изображённых там. Причём я, кажется, мог сказать, что что-то точно цифра, а что-то  — буква или знак, но я не помнил их. Я не помнил даже названия цифр. И вдруг я осознал, что ничего и не учил, и вообще никогда не знал математики. В школе у нас отменили эти уроки, а нигде в жизни она мне была не нужна. Я скользил по жизни и, видя что-то на экранах, знал, что это цифры, но не желал знать, какие. Я пришёл сюда, потому что решил, что за костюм, ботинки и лак на волосах мне сразу поставят отлично, ведь никто другой не придумал такого...

Все студенты подняли головы и стали смотреть на меня. На меня смотрели вообще все. Наступила тишина. А потом настала бесконечность. Память не записывала происходящего, времени не было. Меня распинали, унижали, презирали, никто не смеялся, все говорили серьёзно и припоминали мне даже такое, чего вообще никто не мог знать, и также то, на что я втайне чуть было не решился, но ведь мог... И это было всегда, вечность.

Из вечности я вынырнул, когда профессор говорил:

— ...Ты вообще никогда не знал математику, кроме последних месяцев. Но и тогда ты её знал не по настоящему, а через девицу ту, и у неё теперь за это цветы вянут... Вон!

Все закричали «вон! вон!», но через весь шум я услышал чей-то смех и увидел Софью. Она пряталась от профессора за углом кафедры и мелко, ехидно хихикала. В руках у неё был огромных размеров калькулятор, а сама она была в диком, нелепом наряде, в каких в давние времена девицы плясали канкан. Странно, цифры на кнопках я узнал.

Я побежал к выходу мимо кричащих лиц, которые все сделались ярко красными, как единицы, вспыхивающие на дверях ресторанов, когда мимо бредёт опустившийся алкоголик. Выскочив из аудитории, я бежал по лугу, долго. По траве семенили мои старенькие лапоточки, развивались обрывки грубой ткани моего балахона. Я был шестилетним деревенским хлопцем в глухой волости, и только что барин велел высечь меня за кражу яблок в его саду. Спина и зад жутко ныли, я плакал, но не от боли, а потому, что боялся за свою старшую сестру. Она пропала. Июльский зной был нестерпим, я потел на бегу и моя соломенная голова разрывалась от стука крови. Звенели цикады, летали шмели и пчёлы. Сухая трава хрустела под ногами, над дальней дорогой висели клубы пыли. Я бежал к лесу. К тёмному, дремучему, огромному лесу, где жили волки, медведи и Баба Яга, которая была страшнее их всех. Но сестра там и её надо спасти от тумана...

Ближе к лесу я перешёл на быстрый шаг. Сладковатый запах трав, навоза и жары бил в ноздри, пчёлы гудели, а впереди стоял бурелом — чёрный-чёрный. Я вошел в него, и стала ночь. И снова стала вечность. Я бродил по тёмному лесу миллионы лет. На меня смотрели чьи-то глаза, кто-то гнусно шипел и жутко рычал из-под деревьев. Время от времени меня из темноты кто-то строго и резко называл по фамилии.

И тут я услышал звон родника. Пойдя на звук, я сразу нашёл его. Глубокая темнота не мешала видеть и, посмотрев низ, я увидел лежащую под водой, на чёрном дне, Алёну, с закрытыми глазами, нагую и абсолютно белую, как снег. Я нагнулся и тихо позвал: «Алёнушка». Её глаза раскрылись, губы беззвучно произнесли: «ИВАН». В этот миг луна вышла из-за облаков и в её влажном свете я увидел своё отражение в воде. Я был взрослым, настоящим собой, но на мне был старинный расшитый кафтан, поблёскивающий золотыми искрами, соболья шапка, из-за спины выступал резной лук. Отражение задрожало, медленно поползло, слилось с её образом, и вода в роднике закипела...

Я проснулся и лежал, пытаясь вспомнить лицо Алёны, пока сон не рассеялся. Она всплыла в сознании, но не в воде, а обычная, как в жизни. Она спокойно, но закрыв лицо ладонями, сидела в кафе, где мы всей компанией часто бывали после курсов, а на столе перед ней стоял горшок с засохшим  цветком. На полу валялся большой калькулятор и страусиные перья. «Тьфу», — я стряхнул сонный мо?рок и встал.

----------

Рекомендация, данная Софьей, оказалась не простой, это, собственно, была не вполне рекомендация. Она сообщала, что по её мнению я в состоянии понять и осмыслить ряд вещей, содержащихся в неслабом таком списке литературы. Проверить, что я понял, предлагалось уже приёмной комиссии, если так можно выразиться — "к читающему настоящее, просьба проверить и убедиться, что мои надежды на данный счёт не были иллюзорными и ошибочными". И адрес. Поначалу я хотел сразу броситься по нему, лишь быстро просмотрев книги в списке. Я, как недавний абитуриент и нынешний студент, имел навык быстрого запоминания любой белиберды и её краткого удержания в памяти непродолжительное время, достаточное, чтобы, не расплескав, успеть донести до экзамена, и скорее вылить на голову экзаменатора, после этого тут же забыв. Но потом сообразил, что продемонстрировать требовалось понимание, а не просто знание. Взяв в универе академку (удалось до странности легко), скачав все книги, среди которых не оказалось никаких таинственных, неизвестных, за которыми надо было пускаться в опасные путешествия навроде поисков сокровищ, я засел дома и стал читать. Но, по мере ознакомления с этими скучными, в общем-то, и слабо связанными друг с другом произведениями, у меня возникла потребность обсудить их с кем-нибудь. Встретиться с Сергеем не получилось, в телефонном разговоре он сказал, что сейчас находится далеко, в творческой командировке в каких-то заброшенных карьерах в Южной Америке, но готов болтать со мной сколько угодно, хоть две минуты. Шутил, конечно, но мне не хотелось ничего обсуждать по телефону. Не из-за фобий каких-то, просто аура не та.  Ни с Мишкой, ни с парой новых знакомых, встреченных мной на семинарах, которые я посещал, говорить почему-то не хотелось. Я готовился к назначенному собеседованию. Кто его будет вести, как оно будет проходить, будет ли это просто разговор или что покруче — информации не было. Просто дата и время. Так что слово "готовился" здесь как-то не особо уместно. Морально готовился — так вернее. Неожиданно и странно, в день собеседования, всего за несколько часов до него, позвонил дедуля. Ещё как-то создалось впечатление, что он знал о моей последней встрече, хотя я ему ничего не говорил о ней. Спросил меня, как дела, пожаловался, что погода скоро должна испортиться. Я сказал, что меня посещают странные мысли, я уже не уверен, чего хочу — найти Алёну, или для меня уже стал важнее Коло Бера. А ведь ещё недавно до всего этого мне дела не было. А может, это я просто нашёл нечто интересное, неожиданное, и надеюсь что оно поможет мне уйти от рутины, сна наяву, в котором я, как теперь уже понимаю, до этого постоянно находился. Какое-то неприятное чувство измены давило на грудь: Алёнка вроде как уже не столь важна. То есть, важна, конечно, но так, заодно. Но, может, и наоборот: все эти тайны мне нравятся как кофточка на любимой девчонке, а на другой — тряпка тряпкой, и не заметишь. Тогда —другое дело, измены нет. Но это значит, что до кругов мне на самом деле дела нет, и движение в их направлении означало бы выбор ошибочного жизненного пути, и надо просто Алёнку найти, а на это махнуть. Я так сказал, но когда говорил, сразу почувствовал, что это неправда. Алёнка и вся эта сфера были как-то неделимо связаны, но это ставило новые вопросы. Дедуля, похоже, понял. "Давайте встретимся, поговорим? Можно прямо сейчас, если вам, конечно, удобно". Мне было удобно. Договорились у станции "Роскосмофлот", там рядом у него лекция была.

Погода испортилась. С утра прошёл мелкий дождик, но теперь было просто пасмурно. Начало осени. Хорошее время для новых забот. Дедуля был в костюме, выглядел устало: конец трудового дня. После приветствия и пары формальных фраз, мы замолчали. Смотрели на отражение низких облаков в небольшом фонтане.

— Зря вы, Иван, в своих чувствах с помощью логики разобраться желаете: или-или, как в компьютере, ведь оба ваших варианта в одну сторону ведут — в Архангельск. Так и действуйте. Ведь не о клятве же на крови речь идёт.
— Нет?
— Нет, конечно. Вы ведь читали уже, обсуждали... Знаете, что в круги входят, выходят, меняют их, играются.
— Но впечатления полной ерунды это всё не производит.
— Нет, это не ерунда, конечно, но сейчас вы на таком этапе, который можно определить как песочница. Вы думаете, вступать в неё, брать ведёрко и совочек, строить куличики или нет. А после куличиков песчаные замки идут, потом — скворечники. До профессии архитектора ещё далеко, но путь туда так начинается. Но он будет короче, если и свой первый куличик вы серьёзно лепить будете, мечтая о настоящих дворцах.
— Дети всегда так и делают.
— Взрослые тоже должны. Они, на самом деле, больше склонны к пустым играм. На самом деле, дети серьёзнее, любая их игра — результат серьёзного намерения, отсюда и слёзы, когда совочек отняли, ведь они искренне хотят узнать, научиться, сделать. Когда серьёзному, настоящему намерению мешают, и взрослые визжат и горько плачут, так что не в возрасте тут дело. Вот и станьте ребёнком, но только в этом смысле, разумеется. Вы серьёзно хотите пойти по этому пути, или чувствуете что переживёте, если махнёте рукой — ну, неделя депрессии, и опять как новенький?
— Нет, хочу. И спасибо, что такую элементарную мысль мне дали, что обе цели, Алёнка и круг, в одном направлении находятся, и не надо их по статьям разносить, как в бухгалтерии. Сергей Семёнович, я хочу вопрос задать, может, вы объясните мне. Я понять не могу. С одной стороны круги, секты — это всё баловство, игры, с другой — все говорят, что за ними что-то важное, серьёзное, тайное какое-то. Вот и вы про песочницу и архитектуру говорите, Сергей с его мистериалами, тоже — "из-за кругов" кто-то, и смотрит так загадочно. Так что там за этим — мафия, что-ли, тайное правительство какое — я в эти мульки не верю, извините.
— Ну что ж. Попробую ответить в общем плане. Ты историю ведь учил и знаешь, что бывали и у народов и у всего человечества тяжёлые времена — смуты, разрухи, потом — созидания, восстановления, потом опять... Что это значит?, — я уже раньше заметил, как дедуля незаметно переходил с "вы" на "ты" и обратно. Мне это нравилось, но сам я так делать не хотел.
— Известно, циклическое развитие.
— А в чём суть циклов?
— Ну, там много версий: космические лучи, просто колебания в психике, ещё чего-то... Я точно не помню.
— Да, разных циклов много, но вот, давай попробуем рассмотреть две шкалы — просто возьмём их, как нам хочется. Одну назовём, скажем, системностью. Она означает, что в некоторой стране, или во всём человечестве по какой-то причине в конкретный момент времени существует настрой к образованию сложных систем — социальных, экономических, промышленных... А другая шкала тебе известна — что-то вроде этажа на пирамиде Маслоу — пирамиде ценностей. Внизу — простые: пища, безопасность, просто — эстетика, потом — высокая культура и прочее — ну, приблизительно. Для некоторой большой группы людей — крупного племени, страны, этноса, можно примерно указать, на каком уровне по этим двум шкалам они находятся. Конечно, отдельные личности могут находиться в разных точках. Один — на высоком духовном уровне, другой за хлеб борется, но в целом у группы есть некоторый уровень. Понятно?
— Про системность не понял.
— Ну, она определяется общим уровнем ответственности, готовности быть элементом в большой организации. Сложную конструкцию нельзя сделать работоспособной, если элементы, из которых она состоит, разболтаны, безответственны, по каждой ерунде сами хотят решать, делать это или нет... Так вот, допустим, где-то у людей тяжёлые времена. Их беспокоят простейшие нужды: чтобы не убили, чтобы с голоду не умереть, не замёрзнуть. Ради решения этих проблем, они готовы не задаваться пустыми вопросами и склонны встраиваться в любые — до определённых пределов, конечно — конструкции, жертвуя своим мнением по многим вопросам, выделяя вопрос выживания как главнейший. Такие исполнительные базовые элементы позволяют строить сложные, эффективные системы. Изощрённую технику, требующую согласованной работы тысяч людей, мощные административные структуры. Ввиду своей эффективности, эти структуры начинают удовлетворять всё больше базовых потребностей, которые становятся уже не так важны. А коли так, люди начинают обращать внимание на другие вопросы. В этой фазе системность высока, а средний уровень по пирамиде интересов ещё низок — "хлеб всему голова", "все как один" — то есть различия во вкусах отданы большой массой людей в жертву единству, системности. Но, наевшись и осознав свою безопасность, люди начинают смотреть вокруг и интересоваться новыми вещами. Они замечают, что лишены каких-то возможностей: вариантов поведения, мобильности, высказывания иных мнений. Постепенно элементы системы разбалтываются и она становится неустойчивой. Не обязательно она разваливается, но эффективность резко падает. Знаешь, как разболтанный станок: шестерёнка крутится, а другая за неё не цепляется, так как подшипник разболтался. Вроде, какая-то деятельность происходит, но станок не работает. Тогда его упрощают, начинают вал рукой толкать, громоздить новые приспособления — цепи, ремни всякие. Вроде, конструкция усложняется, внешне, количество элементов нарастает, но на самом деле это не усложнение а запутывание, потому что элементы разболтаны. В итоге станок представляет собой уродливое нагромождение ремней, верёвочек, скрепок гнутых, но эффективность на нуле. Такое наматывание верёвочек обычно за развитие выдаётся. В государстве — министерства пухнут, а люди, забыв о насущных потребностях, которые у них удовлетворены, разбалтывают систему, и она рушится. В этой точке толпы анархистов бегают без штанов, потому что, де, их такая духовная потребность была попрана, а вот теперь они освободились. Системность на нуле, уровень общества по пирамиде — это правда — несколько выше, но, конечно, далёк от духовного. Люди радуются возможности удовлетворять множество своих тонких желаний, капризов, влиять на решения проблем, в которых они не разбираются, это позволяет им ощутить свою индивидуальность, значимость. Но система рушится, и к ним возвращаются нужда и опасности. Тогда находится некая сила, которая снова начинает строить систему. Если, конечно, данное общество, государство, например, не гибнет окончательно. Так и крутится это колесо — базовые потребности плюс бардак в одной фазе и высокоэффективная, сложная система плюс всеобщий культ индивидуальности, разрушающий её — в другой. Но, конечно, если представить всё на фазовой диаграмме, угол между векторами системности и уровня потребностей не обязательно равен сто восемьдесят градусов. На самом деле, сначала копится недовольство нехваткой прав, но с системой всё в порядке, потом система уже разрушена, но стремление к анархии продолжает нарастать, потом анархия в пике, нарастают страдания из-за лишений в базовых потребностях, нарастает отказ от личной свободы в пользу порядка и субординации — "тоталитаризм нарастает" говорят, и наконец масштаб страданий заставляет массы людей заткнуться и горлопанов заткнуть — позже говорят, что это какой-то узурпатор сделал, только это не так: обезумевшие от невзгод массы людей это делают, слипаясь вокруг того, в ком чувствуют способность прекратить их мучения. Элементы начинают становиться пригодными для создания сложных систем, системы растут, но вокруг стоит вой опоздавших, тех кто застрял в своей вольнице, которых всем миром разными способами "ограничивают". Есть и многие иные векторы, которые условно можно на эту диаграмму положить... Но с какой скоростью вращается это колесо?
— Где как, наверное.
— Да нет, темп имеется. Дело в том, что обычно в людях в детстве закрепляется система ценностей и приоритетов. Вообще, человек может меняться — есть сильные личности, которые сами себя перековывают, имеется в нас такая способность. Но это редкость. В основном — что человек в детстве ценил, тем всю жизнь и руководствуется. Вот было детство сытное,  о хлебушке не мечталось, а интересны были фантики, фильмы, игры — человек всю жизнь остро чувствует, когда его в чём то ограничивают, при этом не осознавая дальних смыслов таких ограничений. А мечтал в детстве о том, чтобы голодным спать не ложиться, не дрожать по ночам, слыша выстрелы и ругань разбойников — всю жизнь "лишь бы не было войны" повторяет. Первый, выросши, будет бузить, расшатывать всё, рядом с чем находится, а второй умолкнет и будет пахать. Первые развалят то что есть, а вторые построят. Первые живут в богатой, защищённой стране, которую ругают и презирают, вторые — в нищей, слабой стране, за которую у них сердце болит. Так обычно и бывает. Но как правило, человек, пока ребёнок, слушает предков, верит им, а становится подростком — бунтовать начинает. Самоутверждение, пубертатный период, так сказать. А позже умнеет и снова прислушивается, но установки уже закреплены. И так выходит, что мнение дедушек — бабушек для его жизненных установок важнее чем пап и мам, так как именно дедушки-бабушки в детстве большее влияние на ребёнка оказывают, ведь родителям не до того.   Вот так и катится колёсико от дедушки к внучеку.
— И что, выхода нет?.. Да нет, сейчас же не так — всё сложно, и свобод вагон.
— А у тебя правилка когда?
— А что? Не скоро.
— А перед ней ты как обычно думаешь? "Как хорошо, что меня там разберут подробненько?"
— Ну, если честно — нет. Скорее, "с какой стати эта компания будет меня учить как жить. Ну неинтересны мне их заботы, я сам не дурак..." Правда. Но ведь это ни к чему не ведёт, все так думают, и ничего.
— Ничего — это когда на малый срок смотришь. А вот после последней разрухи, такие же как ты ребята говорили: "мнение коллектива для меня — закон. Прикажут — на смерть пойду". А теперь — видишь: "да какое им дело..." Потом дальше будет. Нет, колесо вертится.
— И опять всё повторится?
— Должно бы, но вот беда. Раньше крутились тысячи таких колёсиков: каждая страна, каждое племя... А теперь — один огромный жернов. И если он, после очередного поворота, разлетится на куски, то беда будет уже великая. Крах цивилизации, возвращение в каменный век. Так выходит, когда ты множество колёс заставляешь синхронно вращаться, объединив человечество в одну систему.
— А можно это остановить?
— Пытались. например, сделать разным колёсам отдельное управление — одно так крутится, другое — в другой фазе, или с другой скоростью. Дед — внук — это очень примерно, конечно. Но тогда выходит, что огромные ресурсы надо из места в место постоянно перетаскивать: в одном — разруха, в другом — империя, потом — наоборот. Постоянно создавать и разрушать системы — сизифов труд, он на самом деле исключает развитие. И постоянно где-то страдание, кто-то кого-то проклинает, войны, переделы. Но даже при этом глобальный крах приходит, потому что у системы связи гораздо сложнее чем просто бабушкины сказки. Уже проверено.
— Что, так по поколениям и катится?
— Так и катится.
— И сейчас катится?
— И сейчас катится.
— Но можно же хоть что-нибудь сделать?
— Можно. Руль.
— Чего?
— Дело в том, по чему оно катится, по какой дороге, в смысле. По обстоятельствам, внешним для данного сообщества. Жили-жили, вдруг пришёл враг — кочка. Лжепророк — яма. Яма опаснее.
— Почему?
— А ты представь себе эти спицы — каждый вектор, острый кончик его стрелочки, упирается в проблему, которая ограничивает его рост. Есть свобода — хорошо, но больше свободы — уже на улицу выходить опасно. Есть обязанности — правильно, но больше — уже тюрьма. И вдруг лжепророк говорит, например, "всё можно". Яма. Вектор свободы устремляется в беспредел и начинается хаос, общество гибнет. Вообще, яма — это пустота. Она страшна, агрессивна. "Здесь, на границе царства моего, я восседаю, силясь уберечь ту малость, что ещё подвластна мне, но распри ваши даже ей грозят", — говорит Хаос Сатане у Мильтона, — "Держава древней Ночи из-за них ущерблена: сперва отторгнут был обширный Ад, чтоб вам тюрьму создать. Теперь Земля и небо — новый мир, — подвешены на золотой цепи, над нашими владениями, там, где легионы рушились твои". Хаос жаждет вернуть отторгнутое у него, и многие народы — колёсики- уже провалились в эту дыру безвозвратно. Единое человечество — огромное колесо —  тоже не застраховано от такого. Так что, уж раз бег колеса не остановить, надо сделать так, чтобы на своей мировой дороге оно не проваливалось в ямы, чтобы системы разрушались не так полно а безответственность и анархия не завладевали душами столь глубоко. А для этого надо, чтобы даже в самой либеральной фазе не возникал вопрос "а какое им дело", чтобы был внутренний стержень у человека. Ведь говорят, что он — разумное существо, хотя это спорная гипотеза. Кроме того, рулить прямыми командами тем менее эффективно, чем система крупнее. Поэтому про тайное правительство и правда чушь. Руль особенный нужен, а ещё фары, да и трос, чтобы из канав вылезать. И "те что за кругами", а также за институтами, министерствами, властями, просто прохожими — это детали руля, фар, тросов, рессор... точнее, они пытаются всё это построить. И не нужны им ни должности, ни баллы Околицы, они в "мамамуши" не стремятся. Можно было бы сказать, что они философы, но это не совсем верно, а колдуны — маги — по-детски наивно. И есть кое-что главное, по секрету, — дедуля перешёл на показной шёпот, — они знают, зачем вообще всё это.
— А вы?
Дедуля усмехнулся.
— Не могу сказать, так как знаю я или нет — это некорректная постановка вопроса. Для того чтобы как-то ответить, тебя другому языку обучить придётся, и не латыни с санскритом, не надейся даже. Но школа такая существует — жизнь называется. И вот в этой-то самой жизни тебе сейчас надо принять правильное решение. И не думай, что вход в круги — автоматически правильное решение. Парацельс смеялся над книгами, жизнь он книгой считал — реальную жизнь. И круг может быть её частью, а может и не быть. Твоё решение?
— Должен быть. Всё одно к одному сюда ведёт. Я желаю попробовать.
Дедуля усмехнулся.
— Был у меня один знакомый. Заумствовать любил. Знаешь как он говорил? "Желание может быть статичным, но воля динамична. Воля — это градиент угла наклона траектории движения от текущего состояния к оптимальному, с точки зрения подсознания. Чтобы настоящая воля возникла, нужен, во-первых, духовный дискомфорт, имеющий вектор, и во-вторых — первый шаг должен быть уже сделан, чтобы траектория появилась". Мало кто понимал эту абракадабру, но прав он в том, что желание — слово подозрительное, сродни капризу. Ты уже первый шаг сделал, у тебя траектория есть, по этой, так сказать, теории. Так что тебе не желать а вoлить надо. Правда, пойдя этим путём, ты рано или поздно узнаешь, что воля, страх, страдание, опасность или привычка — не единственные стимулы в жизни. Но это — потом... Кстати, а как ты себе представляешь отношения в кругах, если не считаешь что это просто игра?
— Что-то вроде рыцарского кодекса чести, наверное.
—  Что-то не мешал он роскошным, героическим мушкетёрам топтать конскими копытами простолюдинов на улицах. Не запутайся, не оскоромься.
— Ну а как же тогда?
— Будь собой — это важно. Игра не пройдёт. Вот Софья тебе рекомендацию дала, значит ты в разговоре с ней самим собой был, иначе не сработало бы. Так что и это ты уже умеешь. Ты почти профессионал, — усмехнулся дедуля, — и лёгкий путь не для тебя. Тебе сложный, эксклюзивный нужен... ну, скажи:"да не, я уж по-простому как-то". Ну? Скажи, скажи-ка...
Я молчал. Уж очень похоже на ловушку.
— Нет, не стану, но зачем же просто так усложнять? Ведь это не американские горки, где всё ради процесса. Здесь цель есть, нужен не трудный а оптимальный путь... Впрочем... усложняйте.
— Вот, — дедуля среагировал быстро, нажав что-то на мобильнике, мой сразу пикнул, — вот тебе файлик, — продолжил дедуля, — только ты его не открывай. Там — финиш. Быстрая победа. Но, если у тебя есть голова, то догадаешься, что это не упрощение, а усложнение задачи. Так что не открывай.
— А что там, узнать можно?
— Новый телефон твоей Алёны, я справки навёл, не спрашивай. Но учти, она не обязательно будет рада твоему звонку, и не потому что её кто-то заругает, или у неё появился кто: марьяжные ужимки тут ни причём... Ну как, легче стало?

Обычно в таких случаях говорят, что человек обрадовался или взорвался, или ещё чего-то сильное с ним случилось, но я никак не среагировал — ни снаружи ни внутри. Вспомнил деревянную старуху из своего сна, ветер, слёзы, и легко понял, что дедуля мог бы и не предупреждать. Да и сказать-то чего? "Ты пряталась, а я нашёл". Так делают только глупые озабоченные ловеласы или пройдохи. "О, донна Роза, вот вы где..." Но позже станет трудновато. Это тоже ясно. Жаль, совсем удалить нельзя, Мишка, если попросить, из любого трэша достанет. Но, с другой стороны, этот телефон — это и хорошо тоже, ведь не дал бы, если бы считал встречу невозможной. Просто правильно двигаться надо. Итак, иду.
— Иду.
— Что? — дедуля не понял.
— Я пойду правильным путём, звонить не буду. Но, знаю, что вы можете ответить, если захотите. Что это за путь — хотя бы что-то о нём скажите, пожалуйста. Наставление в дорогу, что-ли. Что ещё я должен знать, ведь не одни же инстинкты должны меня вести.

Дедуля нахмурился.
— Там, куда ты идёшь, инстинкт — ругательное слово. Не вообще, а применительно к собственным поступкам.
— Это я понимаю, я имел ввиду наитие. Ну, или хотя бы простые вещи: мне в Архангельск ехать, или здесь всё будет, путь — это образ, или правда путешествие?
— Великие алхимики прошлого с иронией говорили о тех наивных мечтателях, кто буквально понимал необходимость в их науке пройти путь Святого Иакова — как пешее путешествие в Сантьяго-де-Компостелла, они писали, что истинный маршрут пролегает в сердце алхимика, всю дорогу не выходящего из своей лаборатории, вглядываясь через мутное окошко волшебного атанора в таинство, происходящее внутри. Не станем спорить, но подумай, какие мысли посещали увлечённых людей на том реальном пути, какие образы вставали по пути перед их физическим и внутренним взором, какие встречи и разговоры происходили, и какие последствия они имели в судьбах всего человечества, И не мог ли простой пеший путь, среди сподвижников, по древним символическим местам и являться, иной раз, истинным великим деланием? Что бы на это сказал Парацельс?
 В общем, реальное путешествие не отбрасывай. К тому же, без ухода из обычной среды дело всё равно не обойдётся. Уж так есть. Но у нас двадцать первый век, не двенадцатый, поэтому, как в качестве образа, так и фактического маршрута лучше выбрать что-то более — не современное — а эфирное, что ли, космическое. Так что новый маршрут лежит через звёзды. Тоже, как ты понимаешь, некоторая двусмысленность, ведь пролететь его можно в звездолёте — уже давно вполне реально, а можно — в душе. И не надо иронизировать перед буквальными скитальцами, они не всегда глупцы. И — извини, немного пафоса — я не просто так назначил встречу именно здесь, у Роскосмофлота. То есть, лекция у меня и правда рядом была, но ничто мне не мешало выбрать место поуютнее, или для тебя поближе. Посох, ракушка и тропа многие века были символами движения в духовный космос, теперь этим символам является звездолёт. Так современнее и символичнее. А лететь или не лететь тебе — дело десятое, не спеши примерять скафандр. Не могу я тебе сейчас сказать ничего большего, просто не нужно это. Думаю, ещё встретимся. А пока... Тебя ведь не на казнь тащат, так что не нервничай особо. До сих пор у тебя хорошо получалось, и дальше должно. В тебе способность такая чувствуется — быть успешным на этом пути. Так что иди, удачи. Мы попрощались и я пошёл на собеседование. Потом обернулся и вдруг, наивно так, спросил:
— А это точно не мистериал?
— А это важно? — спросил дедуля. Я повернулся и пошёл.

 

*************

ecorrect.ru
Москва, 2012 г.